Но только не сегодня вечером! Нет, сэр. Копаться в мозгах во время поцелуя — это чистая смерть. Оргазм просто упорхнет в окно, так что целуй меня, ясно! А то мы так и проболтаем. Слушай! А тебя не смутит, если я устрою над постелью большой зеркальный потолок, в который увижу тебя с головы до ног? Потому что никогда раньше не могла толком разглядеть мужика до последнего волоска, я прямо умираю от этого желания. Можно? Я хочу сказать, что у тебя, надеюсь, нет никаких возражений с точки зрения твоей профессии?
И, кстати, сколько ты с меня возьмешь?
2
Джой пытался уловить смысл слов женщины. Но с его слухом что-то происходило. Ее слова отдавались ровным гулом дождя, а между ними словно стояло толстое стекло. Он слышал ее слова и даже видел их, но смысл их он не улавливал.
Высокие визгливые звуки, доходившие до него, которых и звуками-то назвать было нельзя, скорее всего, были результатом проглоченной капсулы. Он без труда представлял себе, что происходит: болтаясь на тонком канате, он взлетает так высоко, что и звуки, и голоса, и чувства, и ощущения доходят до него неразличимым гулом.
В один из таких моментов ему показалось, что он видит собравшуюся компанию словно с высоты: увидел и ковбоя, то есть самого себя, в гуще безликих фигур, уставившегося в дальний конец комнаты, где у ног женщины сидели двое молодых людей в черном.
Но с этой точки зрения фигур было вовсе не трое: их было четверо, и одним из них был он сам. Он стоял с ними бок о бок. Он был Джоем Баком, ковбоем, и здесь же была его блондинка и двое прекрасных ребят.
Теперь ему стало совершенно ясно, почему его пригласили на вечеринку: он был исчезнувшим членом какого-то сообщества, и всегда им был, и теперь все выяснилось.
В дальнем конце помещения началось какое-то шевеление. Все головы повернулись в ту сторону, чтобы не упустить начала какого-то дивертисмента. Барабанщик выбил на своем бонго глухую дробь, а девушка, сидевшая у проигрывателя, приготовилась изобразить звук фанфар.
Тем временем Мак-Альбертсоны помогли женщине подняться на ноги. Казалось, она была то ли пьяна, то ли в состоянии наркотического бреда. Но едва только встав на ноги, она нашла в себе силы сдвинуться с места, производя впечатление марионетки, которой управляет умелая рука. Стали слышны звон, бряканье и позвякивание дюжины ее браслетов, скользнувших к локтям, когда, подняв руки, она двинулась к центру комнаты.
Джой не сомневался, что настал момент, когда и ему, и всем остальным станет ясна цель этого сборища. Происходило венчание, какое-то странное венчание, больше похожее на союз, участников которого объединяли более глубокие, более таинственные чувства, чем обычная симпатия друг к другу. Не ощущалось никакого противоречия в том, что он никогда раньше не видел эту троицу: сумеречное состояние, в котором он пребывал, дало ему понять, что любое насилие над обыкновенной логикой ведет к пониманию нового и более высокого порядка вещей.
Например, то, что произошло дальше, было невозможно с точки зрения здравого смысла, но тем не менее он видел, что оно имело место. Светловолосая женщина обвела рассеянным отсутствующим взглядом тех, кто собрался вокруг нее; на какую-то долю секунды глаза ее остановились на Джое и проследовали дальше. Его передернуло, и он испытал такое потрясение, что покрылся холодным потом. Ибо в этот момент он увидел перед собой Салли Бак. Она была куда старше и гораздо более странной, чем он запомнил ее. И тем не менее, это была Салли Бак, и он с холодной ясностью увидел ее в эту долю секунды. Он не сомневался, что это была его бабушка, восставшая из могилы, чьей волей были посланы на улицы Нью-Йорка эти двое мрачных, как смерть, убийственно красивых молодых созданий, чтобы найти его. С какой целью? Конечно, чтобы сказать ему нечто важное. И вот он здесь, готовый выслушать послание.
Мак-Альбертсоны выглядели как дети, пришедшие из сна, — стройные и спокойные в их плотных черных одеяниях, как нельзя лучше подходили к роли юных посланников по зову из могилы, они приблизились к пожилой женщине, наверное, для того, чтобы подхватить ее или оказать какую-то другую поддержку. Та вскинула руки, призывая к вниманию, а когда все стихли, она поднесла ладони к лицу, давясь от кашля вперемежку со взрывом визгливого смеха. Казалось, она забыла, что собиралась сказать. Со стороны Мак-Альбертсонов последовал тычок в бок.