На улицах в витринах магазинов стали появляться приметы Рождества. Но ни Крыс, ни Джо не радовались празднику — для них продолжались серые будни. В один прекрасный день Крыс притащил огромный овчинный тулуп Джо в подарок, пояснив, что владелец магазина никак не мог его продать и отдал ему в благодарность за небольшую услугу. Но Джо сразу заподозрил, что приятель просто спер тулуп в каком-нибудь кинотеатре. Он закатил Крысу выволочку, дескать, негоже воровать зимние пальто, если не знаешь наверняка, что у владельца есть по крайней мере еще одно. В конце концов Крыс настолько устыдился, что запихал тулуп в шкаф. Джо по-прежнему носил свою заляпанную бежевую куртку из замши. Он божился, что ему не холодно, но на улице его колотила дрожь. При каждом удобном случае он норовил нырнуть погреться в магазин или подъезд.
Иногда Джо догадывался, что его беспокойство не имеет ничего общего с монотонностью жизни. Он был убежден, что одинаковых дней не существует. Можно каждый день делать одно и то же, ходить по одним и тем же улицам и даже в голову могут приходить одни и те же мрачные мысли, но душа человека постоянно меняется, меняется до тех пор, пока не наступает кризис, заставляющий думать и действовать по-другому, полностью, до неузнаваемости менять собственную жизнь.
Но, как всегда, Джо не развивал эти мысли и уж подавно не делал из них выводов. Они лишь мелькали на мгновение и тут же улетучивались из головы. У них была своя жизнь, у Джо — своя. Поэтому Джо по большей части тревожился неизвестно почему, и это его злило. И лишь когда он начинал думать, страх становился осознанным — это был страх перед будущим. А потом, в начале декабря, всем ожиданиям пришел конец.
ГЛАВА 13
— Этот? — спросил парень.
— Не спеши, дай посмотреть, — ответила девушка и похлопала Джо по плечу, чтобы тот обернулся.
Стоял декабрьский вечер. Джо пил кофе в баре на Восьмой улице и услышал голоса сзади. Он повернулся — его рассматривали двое очень молодых людей, одетых одинаково: обтягивающие черные джинсы и черные свитера с высоким горлом. Похоже, брат и сестра, даже близнецы. Кто есть кто, разобрать трудно — у нее стрижка слишком коротка для девушки, а у него — слишком длинна для парня. Оба белокурые, сероглазые и вообще симпатичные. И никакой косметики. Девушка явно была побойчей брата. Она взяла Джо за подбородок, заглянула в глаза.
— Да, конечно. Берем его, — подтвердила она. — Именно его.
Брат рассеянно улыбнулся и вручил Джо свиток из оранжевой бумаги, запечатанный серебряной звездой.
Молодые люди ушли, а Джо, пораженный непринужденностью и в то же время изысканностью их манер, не срывал звезду, пока они не скрылись из глаз. Послание, тщательно выписанное черным, гласило: «Вас ожидают к полуночи в адовой кухне по адресу: верхний этаж дома на углу Бродвея и Хармони-Стрит. Там вас отравят. Гензель и Гретель Макальбертсоны».
Джо выскочил из бара, огляделся, но Макальбертсонов и след простыл. Он снова глянул в записку, прочитал «к полуночи» и посмотрел на башенные часы рядом с женской тюрьмой — уже одиннадцать. Он закурил и возблагодарил судьбу в виде этих странных ребят — хоть какая-то перемена. Зажегся зеленый свет, пешеходы заторопились через улицу, толкая Джо, чтобы не угодить в сугробы на обочине.
Он снова и снова перечитывал приглашение, наконец понял, что дело темное и одному тут не разобраться.
А Крыс небось шарашит в каком-нибудь баре на Шестой Авеню. Джо было рванул туда, но заметил товарища под зеленым навесом продавца газет. Крыс щеголял в том самом злосчастном тулупе, поэтому, увидев Джо, приготовился защищать свои права. Но Джо, однако, стало приятно, что друг больше не страдает от холода. Он протянул свиток Крысу.