ГЛАВА 10
Когда Лютер Грилк выскользнул из «Пальмовой рощи» через черный ход, он понятия не имел, что будет делать дальше. Он выпил достаточно, чтобы считать себя трезвым, был полон отваги и задора, которые приходят с хорошей дозой спиртного. Шпионы, как он знал, действуют в тылу врага, но в данном случае найти врага было сложно, а где у него тыл — тем более. Еще он слыхал, что шпионы обычно маскируются. С этим было значительно легче, надо было только решить, как именно он собирается шпионить. Самое лучшее — это найти противника, выведать его численность и расположение, по возможности, дальнейшие планы и доложить ребятам в «Пальмовой роще». Итак, он все-таки будет шпионом, разведчиком… да кем захочет, тем и будет! Грилк окончательно решил, как замаскироваться. Свернув в боковую улочку, он пробежал два квартала и очутился перед черным ходом в «Индейский вигвам», штаб-квартиру общества, где он был секретарем. По пыльным скрипучим ступенькам он взлетел в Зал заклинаний, где проводились посвящения в члены общества и другие официальные церемонии. Из стеклянного ящика за почетным местом духа Маниту[13] он извлек головной убор длиной четыре фута, который вождь племени Сиу надевал, отправляясь на войну, и нахлобучил себе на голову. Секретарь не имел права надевать убор, играющий роль символа Маниту, но Грилк счел, что при нынешних обстоятельствах может нарушить правила. Грилк прошел в комнату Гайаваты и посмотрелся в зеркало, висевшее над раковиной. Вздымающиеся орлиные перья с красными кончиками совсем не шли к его очкам, а жидкие пшеничные усы, смахивающие на зубную щетку, придавали ему и вовсе не индейский вид. Однако Грилк рассудил, что на расстоянии никто ничего не заметит. Вдобавок кожа на лице была грубой, еще хранила летний загар и по цвету могла вполне сойти за индейскую. Вряд ли русские знают, как выглядят американские индейцы, подумал он, а близко подходить к ним Грилк не собирался.
Он было направился к лестнице, но вспомнил, что у него в шкафу с документами припрятана бутылка виски на черный день. Вернувшись, он открыл шкаф, пошарил там и достал бутылку. Грилк решил, что, перед тем как идти на трудное и опасное дело, не грех и выпить, и отпил порядочный глоток, а бутылку убрал в карман. А теперь пусть только эти русские попробуют ему хоть слово поперек сказать, приговаривал он про себя, торопливо идя по переулку. Да, пусть только посмеют, и они увидят, что получится! Я их всех перережу! Одной левой их свяжу, сниму скальпы и брошу на съедение волкам! Пусть только сунутся!
Тут Грилку пришло в голову, что шпионы без надобности не вступают в открытый бой с противником, а, напротив, должны ухитриться ускользнуть от него с добытыми сведениями, чтобы доставить их по назначению. Значит, драка отменяется, будем вынюхивать! Он прокрался вдоль стены до угла, затем опустился на четвереньки, внимательно озираясь по сторонам. Улица была пустынна. Грилк вскочил и стремглав понесся через дорогу. Длинный хвост из орлиных перьев волочился за ним, хлопал, как выстиранное белье на ветру.
Таким манером Грилк миновал несколько кварталов. Он запыхался и чуть не падал с ног. Обогнув очередной угол, он нос к носу столкнулся с колонной вооруженных мужчин. Несколько секунд никто не двигался с места: мужчины застыли с открытыми от удивления ртами, а Грилк оцепенел от ужаса. Тут автоматчик дал короткую очередь в воздух, и Грилк шлепнулся на тротуар, закрыв глаза в ожидании рокового выстрела.
— Малявин, я приказывал не стрелять без необходимости! — проревел Розанов, когда они сгрудились вокруг лежавшего ничком тела. — Он безоружен, вы что, не видите?
— Это индеец! — сказал Малявин. — Настоящий краснокожий индеец!
— Кем бы он ни был, не тратьте зря патроны! Лысенко, посмотрите, жив ли он, может ли говорить.
Двое поставили Грилка на ноги, но глаз он не открывал. Лысенко протолкался поближе и спросил:
— Вы говорите по-английски?
Грилк открыл глаза.
— Да, черт возьми, а вы?
— Да, — сказал Лысенко. — Вы из какого племени?
— Я — былое воплощение Маниту и секретарь 14-го отделения общества «Индейский вигвам».
Лысенко замялся.
— Повторите еще раз, — попросил он.
Грилк повторил.
Лысенко повернулся к Розанову.
— Он неважно говорит по-английски. Не могу разобрать.
— Может, его знает американец? — предположил Розанов и оглянулся. Оказалось, что Леверидж исчез.
— Хрущевский! — рявкнул он. — Где американец?
Хрущевский таращился так, словно его разбудили среди ночи.
— Не знаю, — вымолвил он. — Минуту назад я его еще держал.
— Лысенко, в чем дело? — спросил Розанов. — Вы ведь тоже держали пленного!
— Держал, пока…
— Что «пока»?
— Пока вы не приказали переводить. Это Хрущевский его упустил.
— Я не упускал, — заартачился Хрущевский. — Я его держал крепко.
— Сейчас уже все равно, — заметил Розанов и с сомнением оглядел Грилка. — По-моему, индеец сможет вести нас дальше. Но вы оба пойдете под трибунал. А сейчас в путь, и быстрее. Чем скорее мы выберемся отсюда, тем лучше.
Отряд снова построился. Хрущевский и Лысенко подхватили Грилка под руки.
— Спросите его, далеко ли еще до доков, — велел Розанов.
— Индеец говорит, что это зависит от того, какой док нам нужен, — перевел Лысенко. — Он говорит, их здесь несколько.
— Проклятие! Американец не предупредил нас, — вырвалось у Розанова. — Спросите его, где скорее всего можно найти лодку.
— Он спрашивает, какая лодка нам нужна. На материк обычно ходит пароход, но сейчас на нем забастовка.
— Вот! — обрадовался Василов. — Вот родимые пятна капитализма! Скажите, товарищ, — обратился он к Грилку по-английски, — мы знаем, что индейцы подвергаются ужасным гонениям, это правда?
Грилк прикрыл глаза.
— Правда, да только слабо сказано, — ответил он.
Василов ухмыльнулся.
— Так! Расскажите поподробнее.
— Белые люди обкрадывают нас. Переманивают наших шоферов, дворецких, горничных. — Грилка понесло. — Нам приходится самим водить наши лимузины — вот до чего мы дошли!
Наступила пауза.
— Он, по-моему, пьяный, — заявил Лысенко.
— Этого не может быть, — ответил Василов. — Капиталисты не продают индейцам спиртное. Товарищ, — обратился он к Грилку, — значит, вас обворовывают! Приезжайте в Москву, мы устроим пресс-конференцию, и вы обо всем поведаете миру. Вы не против?
— Нет. А можно взять с собой окарину[14]?
— Берите, кого хотите. Хоть все свое племя. Мы сделаем вас почетными гражданами Советского Союза.
— Угу, — промычал Грилк.
— Из угнетенного меньшинства вы превратитесь в полноправных граждан, пользующихся всеобщим уважением. Вы впервые узнаете истинный вкус свободы и мирной жизни.
— Мирной жизни? — переспросил Грилк. — Вы хотите сказать, что нам нельзя будет снимать скальпы?
Василов задумался.
— Можно, наверно, с врагов народа. Этот вопрос надо согласовать.
Грилк затряс головой.
— Мы здесь сами выбираем, с кого снимать скальп, — сказал он. — Или мы у вас будем делать то же самое, или я больше не играю.
Василов стушевался.
— Вот зараза, — пробормотал он отходя.
Розанов спросил:
— Крегиткин, вы знаете, в какой док придет Золтин?
— Нет. Мы расстались на телефонной станции, не успев сговориться. Он выскочил в одну дверь, а я — в другую.
— Надо было держаться вместе! Что вы сделали с телефонисткой?
— Связали.
Розанов оглядел безмолвные дома.
— Поскорей бы выбраться отсюда. Не нравится мне тут.
Неожиданно Малявин вскрикнул и поднял автомат. Впереди из-за угла появились Агнес Грилк и мисс Эверетт и направились к отряду. Мужчины остановились.
— Малявин, будьте начеку, — скомандовал Розанов. — Без моего приказа не стрелять.
— Это та самая женщина, чью машину мы взяли. — Лысенко узнал мисс Эверетт. — Она, наверно, успела поднять на ноги весь город. Я говорил, что ее надо было убить.