Капитан опустил бинокль.
— Старая модель, — заметил он. — «Ф-56».
— Летающий гроб, — сказал вахтенный с правого борта. — Я бы ни за что в такой не залез. Обещай мне за это хоть орден Ленина.
— Зря волнуешься, — отвечал его напарник, — в его кабину твоя толстая задница не пролезет.
— Прекратить болтовню, — отрезал капитан. — Вы, кажется, на вахте, а не на завалинке у дома.
Моряки снова стали шарить биноклями по морской глади и небесам. Потом вахтенный слева спросил:
— Как вы думаете, товарищ капитан, мы сумели его одурачить?
— Похоже, что да. — Капитан был почти уверен, ведь дружелюбное покачивание крыльев свидетельствовало о том, что летчик ничего не заподозрил. — Во всяком случае, я так думаю.
— Вот глупые янки! — рассмеялся вахтенный. — Интересно, отчего они такие дураки?
— Оттого, что много трескают. А когда лопаешь сверх меры, мозги заплывают жиром, — объяснил его товарищ.
— Тебе виднее. У тебя-то все мозги в заднице, а ее вон как раздуло!
— Я про американцев читал в «Правде»…
— А знаешь, что я прочел в «Правде»? Там писали, что люди, у которых задница вроде твоей, не могут плавать, потому что голова не держится над водой!
— Отставить разговоры, — капитан повысил голос. — Если захотелось чесать языки, делайте это в свободное от вахты время.
Снова наступило молчание. Его нарушил вахтенный слева.
— Ого! Вот это взрыв!
— Где? — спросил капитан. — Черт бы вас подрал, будьте точны, когда докладываете командиру.
— У берега, — отвечал вахтенный. — Направление два-семьдесят пять.
Капитан взглянул, куда показывал вахтенный, и увидел столб черного дыма в районе гавани. Вероятно, взорвался бензин или что-то в этом роде.
— Точно, взрыв, — высказался вахтенный. — Сначала там рвануло пламя, а теперь только дым идет.
Капитан всматривался в клубы дыма, которые постепенно рассеивались. Он подозревал, что взрыв как-то связан с отрядом Розанова. Как именно, он не знал, но тем не менее решил сразу же идти на выручку своим людям. Он склонился к люку и приказал:
— Левая машина малый вперед. Курс два-семьдесят пять.
Рулевой начал выполнять маневр. Капитан вызвал Польского по внутренней связи.
— Лейтенант Польский, постройте всех, кто не несет вахту, на палубу. Пусть вооружатся всем, что осталось на борту. Нет патронов? Неважно. Главное, чтобы они выглядели внушительно. Вы поняли?
После недолгой паузы лейтенант сказал:
— Понял.
— Итак, курс на гавань. — Повернувшись к канонирам, капитан приказал: — Стрелять одиночными выстрелами и только по команде.
Моряки кивнули. Капитан продолжал:
— Если нам все же придется открыть огонь, ведите его так, чтобы каждый выстрел стоил сотни.
Моряки снова кивнули. Капитан посмотрел на исчезающий след самолета над головой. Неожиданно он ощутил прилив сил: подлодка у него отличная, и экипаж как на подбор — любая задача по плечу. Будь у него меч, он обнажил бы его и крикнул: «Вперед, ребята!»
Летчик взглянул на топливомер, потом на часы. Если бы ему удалось патрулировать сегодня хотя бы еще час, он выполнил бы месячную норму летного времени, а значит, все следующие выходные был бы свободен от полетов. Но горючего оставалось в обрез, а полчаса за час ему не засчитают. Он связался с базой и попросил разрешения на посадку.
В штабе базы он подписал полетный лист и, махнув на прощание дежурному офицеру, сказал:
— В субботу увидимся, Чарли.
— Ага, — пробормотал тот. — Как полет?
— Порядок. Слава богу, любители воскресных морских прогулок внизу не мельтешили. Да, знаешь, я видел подлодку. Ты никогда не обращал внимания, какие они сверху тонкие, ну прямо как иголка.
— Где ты ее видел?
— К югу от квадрата 95.
— Черт бы их драл! О таких вещах они должны нам сообщать заранее! — воскликнул офицер недовольно. — А позвоню-ка я в Нью-Лондон, да и выскажу им все, что полагается. — Он потянулся к телефону на столе.
— Парень, хоть озолоти меня, я в такую коробку не полезу. Представь себе, ты в этой лодке как замурованный! Ребята были так рады увидеть новое лицо, что махали мне как сумасшедшие. Пари держу, я оказался первым, кого они увидели за много недель.
Дежурный подумал и снял руку с телефона.
— Я, кажется, понимаю, в чем тут дело. Наверное, эта одна из тех, что с ядерными боеголовками. Про них никто толком ничего не знает. И все-таки им лучше бы держать нас в курсе дела.
— Ну это твоя головная боль, не моя, — сказал летчик. — А я пошел обедать.
Он, насвистывая, вышел из помещения, оставив хмурого офицера у телефона.
ГЛАВА 14
Выйдя из дома Эмили, Леверидж и Золтин молча зашагали к центру городка. Золтин крутил головой по сторонам, любуясь чистыми аккуратными домами, чья скромная красота бросалась в глаза не сразу. Высокие деревья, росшие на улице, кидали на стены и крыши домов пятнистые тени, а блеск осенней листвы придавал улице праздничный вид. В этой палитре преобладали оранжевый, желтый, красный и белый цвета. Леверидж задумчиво разглядывал улицу и очень хотел, чтобы у него сейчас были хотя бы эти четыре краски, тогда он нарисовал бы великолепный пейзаж.
Золтин же думал совсем о другом.
— А где у вас живут бедные? — спросил он наконец.
— Здесь и живут, — ответил художник. — У нас богачей не так много.
Золтин задумался.
— То есть вы хотите сказать, что здесь у всех такие дома?
— Нет, не у всех. У меня, к примеру, не такой. А если у человека есть какие-то деньги, то он вообще на зиму уезжает с острова.
— Куда? Где может быть лучше, чем здесь?
— Во Флориде. Если кто работает все лето, то можно позволить себе провести зиму во Флориде.
— Почему во Флориде?
— Там солнце круглый год.
Золтин бросил взгляд на яркое синее небо, дышащее свежестью и чистотой, и глубоко вздохнул.
— Не понимаю. Здесь, кажется, самое лучшее место на земле.
— Проведите здесь зиму, и посмотрим, как вы запоете. Если нечем заняться, с ума можно сойти.
Они зашагали дальше. Золтин проговорил:
— Я решил, чем буду заниматься здесь. Буду давать фортепьянные концерты по всей стране.
— Вы умеете играть на фортепьяно? — удивленно спросил Леверидж.
— Нет, но могу научиться. Как только я приму гражданство, начну брать уроки.
— Где вы выучили английский? Вы отлично говорите.
— Были занятия в мореходном училище, да я и сам много занимался. Мне нравится читать по-английски, особенно я люблю такие журналы, как «Вог», «Тайм», «Конфиденшл».
— Они же совсем разные, — заметил Леверидж.
— Верно. Сначала я даже не понимал, как эти три журнала могут издаваться в одной стране, а потом догадался, что их объединяет юмор. Поначалу американский юмор трудно понять.
— А почему вы решили, что все они с юмором?
Золтин непонимающе взглянул на художника.
— Не помню. Но это ведь так, верно? Иначе какой же в них смысл?
Леверидж ответил не сразу.
— Если вы их так воспринимаете, возможно, вы и правы.
— Я в этом уверен. Но для начинающего сложновато. Американский юмор очень, как бы лучше выразиться? Узкий?
— По-моему, вы хотите сказать «тонкий».
— Да, верно. И это хорошо, это заставляет меня думать.
— Вы далеко пойдете, — отозвался Леверидж. — Не знаю, правда, по какой стезе, но из вас непременно что-то получится.
— Надеюсь. Я хотел бы жить в этой стране и путешествовать, но всегда буду возвращаться на остров.
— После концертных турне?
— Скорей всего. Хотя мне только что пришло в голову: а не лучше ли стать художником?
— Не увлекайтесь. В ближайшие полчаса вам все равно ничего не придется решать самостоятельно.
— Передо мной впервые открывается столько возможностей, — гнул свое Золтин. — Трудно решить, что выбрать.
— Угу, — согласился Леверидж. — Я понимаю. Но сейчас лучше всего выберем вот что: вы подождете у двери, а я пойду погляжу, кто нынче в участке дежурит.