Леверидж не знал, сколько времени он так просидел. Наконец он встал, подхватил фонарь и вышел. У двери он повернулся и швырнул фонарь внутрь хижины.
Сначала оттуда виднелся лишь тусклый дрожащий свет, но через минуту он стал ярче. Потом языки пламени ринулись вверх по стенам, а ветер раздул их в ревущий костер. Скоро хижина превратилась в неровный силуэт, охваченный бурным пламенем, из которого с шумом, как хлопушки, вылетали снопы искорок. Леверидж наблюдал, пока хижина не превратилась в кучу пылающих углей. Потом отвернулся, глубоко вздохнул и проворно зашагал обратно в город.
Джеймс Лео Херлихай
Полуночный ковбой
Часть I
ГЛАВА 1
В новых сапогах Джо Бак подрос до шести футов и одного дюйма. Жизнь прекрасна! Шагая из магазина в Хьюстоне, он почувствовал в себе силу, о которой раньше и не подозревал. Теперь благодаря ей мир ощущался по-новому. Сила играла в мускулах ног, заставляя совершенно иначе смотреть на прохожих. Мир лежал где-то внизу, Джо стоял на вершине. Прекрасный, диковинный зверь держал дистанцию между ним и окружающими. Этим зверем был он сам — Джо Бак. Он был силен. Он ликовал. Он был готов.
— Я готов, — сказал он себе и удивился, — что же это значит?
Джо думать не любил — это его утомляло. Думать было легче, уставившись в зеркало. Он пошарил глазами в поисках чего-нибудь подходящего. Поблизости оказалась витрина магазина. «Клик-клак, клик-клак» — цокали сапожки по бетонной мостовой, а Джо слышалось «си-ла», «си-ла».
Он подошел к витрине и увидел чужого и в то же время знакомого парня — широкоплечего, невозмутимого, красивого и нарядного.
— Я — это ты, — сказал он тихонько отражению. — Вот здорово! Ну и расфуфырился же ты! К чему бы?
И тут он вспомнил.
В убогой гостинице без названия, где ему пришлось остановиться, Джо сразу понял: это захолустье — не место для такой шикарной и сильной личности.
Он взбежал на третий этаж, прыгая через две ступеньки, и заторопился в свой номер в конце коридора. Там лежал большой коричневый пакет. Джо развернул его и положил на кровать чемодан из черно-белой лошадиной шкуры.
Сложив руки на груди, он отступил на шаг, смотрел на чемодан, покачивая головой от избытка чувств, и наглядеться не мог. Мягкая кожа казалась живой, а само изделие — творением рук Божьих, а не человеческих. Джо проверил, чистые ли у него ладони, и смахнул с чемодана несуществующую пылинку, а точнее — отмел саму возможность ее появления.
Он принялся раскладывать сокровища, приобретенные за последний месяц: шесть новехоньких ковбойских рубашек, новые черные вельветовые брюки, новое белье, носки (шесть пар, еще в целлофановых упаковках), два шейных шелковых платка и серебряное мексиканское кольцо для них, транзистор, который без помех брал даже Мехико, новую электробритву, четыре пачки сигарет «Кэмэл», жевательную фруктовую резинку и туалетные принадлежности. Были в чемодане и пачка старых писем, и другие вещи.
Потом он принял душ и вернулся в комнату — экипироваться в дорогу.
Он побрился новой бритвой, тщательно почистил ее, прежде чем положить на место; протер лицо, подмышки и промежность душистой водой; щедро смазал бриолином каштановые волосы, отчего они еще больше потемнели; освежил рот пластинкой жвачки; натер сапоги особой жидкостью для блеска; надел новую рубашку за семь долларов — черную, украшенную белой вышивкой, — она обтянула его стройный широкоплечий торс, словно вторая кожа; завязал на шее синий шелковый платок; с намеренной небрежностью заправил отвороты брюк в заблестевшие сапоги так, чтобы были видны сверкающие бляшки на голенищах; и, наконец, облачился в спортивную замшевую куртку кремового цвета, нежную и мягкую, словно девичья щека. Настала пора оценить конечный результат. Пока Джо колдовал над собой, он сознательно отказывался от удовольствия лицезреть свою персону целиком. Он позволял себе глядеть только на лицо, когда брился, или на голову, когда причесывался, ибо не желал лишаться радости посмотреть на законченный шедевр. В нем было что-то от матери, готовящей ребенка к встрече с некоей важной особой, от которой зависит судьба дитяти. Теперь же, когда пришла пора оценить дело рук своих, Джо Бак повернулся спиной к зеркалу, повертел плечами, чтобы расправить складки, сделал несколько глубоких вдохов, пару раз присел и похрустел суставами. Потом он принял позу, которую считал привлекательной (она и в самом деле ему шла) — ссутулился и выставил ногу вперед.
Воображение нарисовало ему образ хорошенькой девушки с огромными глазами. Джо подарил видению снисходительную усмешку, сунул в рот «Кэмэл», прикурил, а большие пальцы заткнул за ковбойский ремень, низко сидящий на бедрах.
Теперь, готовый полюбоваться собой, он так резко обернулся к зеркалу, словно кто-то из Зазеркалья неожиданно крикнул: «Джо Бак!»
То, что Джо увидел, ему очень понравилось. Он удивился и обрадовался, усмотрев в засиженном мухами гостиничном зеркале лихого смуглого чертушку — берегись, да и только!
На кровати лежал великолепный чемодан, а в заднем кармане брюк покоились сложенные вдвое купюры — двести двадцать четыре доллара. Никогда в жизни он не имел столько денег сразу. Все принадлежало ему: сапоги, облегавшие ноги, мускулы, покорные воле хозяина, красота и сила, здоровье и молодость. Он купил билет в дорогу к собственному блестящему будущему. Его переполняло счастье. А ведь еще вчера из зеркала на него глядел мрачный, потрепанный, одинокий парень, вечно недовольный жизнью. Но теперь тот парень исчез, сгинул без следа, и Джо видел перед собой нового человека. Больше он не мог выносить своего великолепия, оно давило его.
Он почувствовал — еще секунда упоения собственным взлетом, ощущения полноты бытия, и он разрыдается и испортит весь вид.
И потому Джо собрал свое добро и рванул из гостиницы навстречу своему счастью.
Часы над дверью кафе «Солнечный луч» показывали без двадцати семь. На циферблате, сделанном в форме огромного желтого солнца, красовалась надпись: «Самое время закусить».
Джо приближался к кафе, а в голове его разыгрывалась следующая сцена.
Он входит в зал. Красномордый хозяин кафе в сером костюме, обсыпанном перхотью, стоит у двери, держа в руке карманные часы, и тычет пальцем в Джо: «Ты должен быть здесь в четыре утра, забыл?» Посетители прекращают есть и смотрят на них. Джо Бак берет красномордого за ухо и ведет мимо изумленных едоков на кухню. Повар, официанты, мойщики прекращают работать, они видят, как Джо припер хозяина к посудомоечной машине. Джо не спеша зажигает сигарету и ставит ногу в блестящем сапоге на корзину с грязными тарелками.
Затем, выпуская клуб дыма, произносит: «Интересная штука эта посудомоечная машина. Давненько она меня занимает. Любопытно, сумеет ли она отполировать тебе задницу? Ну-ка, нагнись». Красномордый отбивается: «Чего? Нагнуться? Ты что, псих?»
Джо кидает на него убийственно-спокойный взгляд из-под темных бровей: «Ты назвал меня психом?» «Нет-нет, я только хотел сказать…» «Нагнись», — говорит Джо. Хозяин нагибается. Джо замечает бумажник, торчащий из заднего кармана. «Пожалуй, я возьму свой заработок, — сообщает Джо, доставая деньги, — плюс маленькую надбавку за вредность». Он кладет внушительную пачку денег в карман и покидает кафе. Посетители ошеломленно глядят на него во все глаза. Никто не осмеливается броситься в погоню за Джо или преградить ему путь. А красномордый, перепуганный до полусмерти, не в состоянии разогнуться еще несколько дней после отъезда ковбоя.