Он перетек в обличье дракона. Громадная когтистая лапа обхватила неподвижное тело Сильхаса Руина. Скабандари Кровавый Глаз махнул крыльями, взмыл в небо.
Эта башня стояла в нескольких сотнях лиг к югу. От нее остались лишь нижние части разрушенных стен, показывавшие, что построена она не Джагутами, что она выросла подле трех джагутских башен по своей воле, по призыву закона, неизмеримого для богов и для смертных. Выросла… в ожидании тех, кого сможет навеки лишить свободы. Созданий устрашающей мощи.
Таких, как Солтейкен — Тисте Анди, Сильхас Руин, младший из трех детей Матери Тьмы.
Азат освободит путь Скабандари Кровавого Глаза от последнего достойного противника из числа Анди.
Три сына Тьмы.
Три имени…
«Андарист, так давно отдавший свою силу из-за неисцелимого горя. Ему невдомек, что я был причиной того горя…
Аномандарис Рейк, порвавший с матерью и всем родом. Пропавший прежде, чем я смог разобраться с ним. Пропавший, чтобы, возможно, никогда не появиться снова.
И теперь Сильхас Руин, который через невеликое время станет узником Азата».
Скабандари Кровавый Глаз доволен. Своим народом. Собой. Миром, который сможет захватить. Бросить вызов его притязаниям смогут лишь первопоселенцы — Анди.
«Могучий воитель Тисте Анди? В этих землях? Ни могу припомнить ни одного… никого, кто смог бы устоять передо мной…»
Ему никогда не приходило на разум полюбопытствовать — куда же мог пропасть средний из сыновей Матери Тьмы.
Но величайшая его ошибка была не в этом…
Стоявший на ледяной горе Джагут начал сплетать магию Омтозе Феллака. Он стал свидетелем разрушений, причиненных Солтейкенами — Элайнтами и их армиями. К'чайн Че'малле не вызывают у него особой симпатии. Они все равно вымирают, по тысяче причин, и ни одна не беспокоит Джагута. Не тревожат его и захватчики. Уже давно он исчерпал свои запасы тревог. Как и страхов. А теперь, нужно признать это, и способности удивляться.
Он сразу почуял предательство — далекую вспышку магии, брызги крови Властителя. Два дракона спустились, один поднялся.
«Обычное дело»…
Но вскоре, отдыхая между двумя стадиями ритуала, он почувствовал — кто-то приближается сзади. Старший Бог явился, услышав грохот разрывающего границы двух царств разлома. Как и ожидалось. Но кто из них? К'рул? Драконус? Сестра Холодных Ночей? Оссерк? Килмандарос? Сечул Лат? Как ни равнодушен был Джагут, любопытство наконец заставило его повернуться лицом к пришельцу.
«Ах. Неожиданно… но интересно».
Маэл, Старший Бог — повелитель морей, широкоплечий и коренастый. Темно-синяя кожа на шее и животе принимает золотистый оттенок. Спутанные светлые волосы спадают по сторонам широкого, плоского лица. В глазах Маэла — кипящий гнев.
— Готос, — прошипел бог, — что за ритуал ты начал в ответ на это?
Джагут скривился: — Здесь такая неразбериха. Я хочу все очистить.
— Лед, — фыркнул Маэл. — Ваш ответ на все.
— А каков будет твой, Маэл? Потоп и… потоп?
Старший Бог поглядел на юг. Мышцы его лица напряглись. — Мне нужен союзник. Килмандарос. Она идет с той стороны разрыва.
— Остался лишь один Солтейкен — Тисте, — сказал Готос. — Кажется, он ударил сотоварища и теперь несет в объятия тесного двора Башни Азата.
— Преждевременно. Он думает, что К'чайн Че'малле — единственные его враги в этом мире?
— Возможно, — пожал плечами Джагут.
Маэл помолчал и вздохнул. — Не уничтожай все своим льдом, Готос. Вместо этого, я попрошу тебя… сохранить.
— Зачем?
— У меня есть причины.
— Я рад за тебя. И какие?
Старший Бог метнул темный взгляд. — Бесстыдный ублюдок.
— Так какие?
— В морях, Джагут, время раскрывает себя. В глубине движутся потоки седой древности. На мелководьях шепчет будущее. Между ними снуют вечно переменчивые течения. Таково мое королевство. Таково мое знание. Запечатай разрушения проклятым льдом, Готос. В этом месте заморозь само время. Сделай это, и я признаю за собой любой долг… все, что ты когда — либо решишь потребовать.
Готос обдумывал слова Старшего. — Я могу так сделать. Хорошо, Маэл. Иди к Килмандарос. Прихлопни этого Солтейкена, рассей его племя. Но поспеши.
Глаза Маэла сузились. — Почему?
— Потому что я чувствую далекое пробуждение — но, увы, не такое далекое, как тебе бы хотелось.
— Аномандер Рейк.
Готос кивнул.
Маэл пожал плечами: — Предсказуемо. Оссерк идет, чтобы заступить ему путь.
Джагут обнажил массивные клыки: — Снова?
В ответ Старший Бог лишь усмехнулся.
Но, хотя усмехались они, мало было веселья на ледяном уступе.
1159 год Сна Бёрн
Год «Белых Прожилок в Слоновой кости»
Три года до Седьмого Завершения (Летер)
Он очнулся голым, наполовину заваленным белым песком и обломками дерева. Живот был полон морской воды. Сверху кричали чайки, их тени мелькали по неровному пляжу. Содрогаясь, постанывая, он медленно перевернулся.
Увидел рядом другие тела. И обломки крушения. Палки, плоты, куски тающего льда колыхались на мелководье. Крабы тысячами влезали на них.
Грузный человек встал на четвереньки. Изверг на песок горькое содержимое желудка. В голове пульсировала такая сильная боль, что он плохо различал окружающее. Немало времени минуло, пока он наконец смог сесть и оглядеться.
Берег — там, где не должно быть берега.
Прошлой ночью ледяные горы поднялись из глубин. Одна — самая громадная — всплыла прямо под большим плавучим городом мекросов. Разломила его на части, словно плоты были построены из щепок. История мекросов не помнила ничего, хоть отдаленно похожего на эту катастрофу. Внезапное и мгновенное уничтожение города, бывшего домом для двадцати тысяч. Его все еще терзало недоверие, словно память предлагала невозможные, вызванные лихорадочным бредом картины.
Но он знал, что ничего не выдумал. Он видел все это наяву.
И как-то выжил.
Солнце грело, но не опаляло. Небо казалось скорее молочно-белым, чем голубым.
Теперь он заметил, что и чайки совсем иные. Более походят на ящериц с бледными крыльями.
Он неуверенно встал на ноги. Боль стихала, то теперь его сотрясали судороги. Жажда терзала, словно в горло вцепился когтистый демон.
Крылатые рептилии закричали как-то иначе. Он обернулся в сторону побережья.
Три твари приближались к нему, перепрыгивая покрытые белесой травой кочки. Ростом по пояс человеку, чернокожие, безволосые, с совершенно круглыми головами и острыми ушами. Бхока'ралы — он помнил их с детства, тогда еще вернулся торговый корабль из Немила… но эти казались вдвое больше привезенных купцом, и гораздо более мускулистыми.
Они двигались прямо к нему. Он огляделся в поисках подходящего оружия и нашел кусок вымоченного морем дерева. Сойдет за дубину. Подняв ее, он ожидал тварей.
Те остановились, вылупили желтые глазищи. Затем стоявшая в середине махнула лапой.
Идем. Не было сомнения в смысле этого слишком человеческого жеста.
Выживший снова осмотрел берег. Ни одно из замеченных им тел не шевелилось, и крабы уже безнаказанно объедали их. Он снова поглядел на непривычное небо и пошел за животными.
Обезьяны развернулись и повели его через высокие травы. Растения были невиданного им ранее типа — длинные треугольные стебли с краями, острыми как ножи — он оценил их остроту, едва голени стали покрываться порезами. За полосой прибоя расстилалась равнина, кое-где отмеченная кочками той же травы, но почва по большей части представляла голые солончаки. Виднелись также куски камня, все странно прямоугольные и гладкие, хотя ни один не был похож на другой. Вдалеке стояла палатка. Бхок'аралы вели его к ней.