Выбрать главу

– Так кто ты? – спросил он.

– Саймон Кросс, – прошамкала ходячая смерть.

– Ах ты, подонок! Чтоб ты сдох! – воскликнул юноша и со всего размаху ударил его по лицу, а потом еще раз и еще…

Крепко зажмурив глаза, старик стоял под градом ударов, как под освежающим ливнем, словно наслаждался стихией насилия. И вскоре упал на землю – прямо под ноги себе молодому.

– Он что, умер? – спросил юноша, тупо уставившись на тело.

– Ты убил его.

– Туда ему и дорога.

– Пожалуй.

Молодой человек поднял на меня взгляд.

– Я тоже умер?

– Ты – нет. Но только если ты действительно хочешь жить.

– Я хочу жить. Хочу!

– Тогда уезжай отсюда. А я заберу его обратно – туда, откуда мы пришли.

– Почему вы делаете все это? – спросил меня Саймон Кросс, девятнадцати лет от роду.

– Потому что ты – гений.

– Вы все время так говорите.

– Это так и есть. А теперь беги. Иди.

Он прошел несколько шагов и обернулся.

– Это мой второй шанс? – спросил он.

– Будем надеяться, – сказал я, а потом добавил: – Только помни об этом. Не поселяйся в Испании и не становись чемпионом стрельбы по голубям в Мадриде.

– Клянусь, что не буду чемпионом стрельбы по голубям нигде!

– Точно не будешь?

– Нет.

– И никогда не превратишься в ходячую смерть? И мне не придется тащить тебя сквозь время, чтобы ты встретился с собой молодым?

– Нет! Никогда.

– И будешь помнить об этом всю жизнь?

– Буду.

Он повернулся и зашагал по улице.

– Ну, пошли, – сказал я, обращаясь к лежащему на земле телу, а вернее, к бесполезной куче тряпья. – Сейчас засунем тебя в машину, подберем тебе подходящую могилку…

Уже сидя в машине, я бросил прощальный взгляд на улицу.

– Удачи тебе, Саймон Кросс, – прошептал я.

Потом нажал на пуск – и исчез в будущем.

После бала

Огни над зданием с облупившейся вывеской «Танцевальный зал Майрона» замигали, готовясь погаснуть, крошечный оркестрик заиграл «Good night, Ladies»[6], послышались вздохи разочарования, которые тут же переросли в гул голосов: из выходов с шуршанием и шарканьем потянулись на улицу черные тени, музыка смолкла, огни мигнули в последний раз и погасли.

Затем распахнулась дверь черного хода, из нее появилась группа из пяти или шести музыкантов, которые, сгибаясь под тяжестью неподъемных под конец дня инструментов, быстро разбрелись по машинам, чтобы не вливаться в галдящую толпу на лестнице. Пока бальные танцоры – примерно шестьдесят женщин глубоко «за…» и почти столько же мужчин – перемещались вниз, машины с музыкантами уже уехали в ночной туман, ползущий одновременно с моря и с гор.

Внизу праздничная толпа разделилась на две части: человек тридцать выстроились в очередь на южной стороне улицы, чтобы уехать на трамвае местных линий, а остальные, почему-то гораздо более шумные и веселые, перешли на другую сторону ждать трамвая дальнего следования, который должен был перебросить их на Тихоокеанское побережье.

Дрожа от ночного холода, который обычно в Калифорнии сменяет дневную тридцатиградусную жару, мужчины бормотали себе под нос ругательства, а дамы в разноцветных вечерних платьях старательно вглядывались в убегающие вдаль рельсы, как будто это могло ускорить прибытие транспорта.

И в конце концов каким-то загадочным образом ускорило.

– Идет! Идет! – вскричали дамы.

– Не прошло и года… – поддержали разговор кавалеры.

И те, и другие почему-то избегали друг на друга смотреть. Даже когда, рассыпая искрами и выпуская пар, прибыл огромный, как трансконтинентальный экспресс, сдвоенный трамвай и кавалеры в мятых пропотевших смокингах стали подсаживать нарядных дам на подножку, они старались не пересекаться с ними взглядами.

– Алле – гоп!

– Большое вам мерси!

– Все для вас, все для вас!

Сами мужчины запрыгнули в вагон в последний момент, как в шлюпку при кораблекрушении.

И вот, звякнув колокольчиком и издав клаксонный гудок, трансконтинентальный экспресс, который сегодня – чисто по случайности – шел только до Вениса (отсюда – всего километров пятьдесят), сдвинулся с места и пошлепал к месту своего прибытия в час ночи.

Это вызвало бурный восторг как у утомленных недорогими удовольствиями дам, так и у мужчин, мечтавших поскорее отстегнуть накрахмаленные белые манишки и ослабить галстуки.

– Вы не откроете окошко: что-то так душно…

– Ой, вы не закроете окошко, а то я замерзла!

Разделившись таким образом на жителей Арктики и уроженцев экватора, престарелые и запоздалые дети субботы пустились в свое безопасное плавание без айсбергов – к берегам непуганых надежд.

вернуться

6

«Спокойной ночи, дамы» – популярная американская песня, обычно исполняемая в финале менестрель-шоу.