Путешествие через Внешний Мир проходило осенью. Ветки диких фруктовых деревьев ломились от тяжести плодов, а их верхушки склонялись чуть ли не до земли, полянки были полны спелых ягод, которые он виновато собирал, потому что осенние фрукты были испорчены и могли принести смерть тем, кто ел их. Земля в свете раннего утра была мокрой от ночной росы, крошечные кучки грязи отмечали места, где на поверхность вылезали черви, тучи комаров наполняли воздух, жалящие насекомые жужжали из-под куч упавших листьев и медленно гниющих фруктов. Стаи скворцов, облепивших деревья, громко щебетали. Солнце, совершенно незнакомое, оранжевое и слабое, едва согревало землю, а дыхание самого Немоса конденсировалось в облачко пара перед лицом. Но когда они забрались повыше, их схватила мертвая белая рука холода. Зима: его кожа застыла, стала синей и морщинистой, он даже видел свое дыхание. Земля стала белой, как его волосы. Плач инфантов резко звучал в замерзшем воздухе.
Они вышли из леса и пошли вверх, к Равенспуру. Он нес одного из детей, Мериэль другого. Он боялся, так как знал, что отсюда выходят их враги. Но Мериэль бесстрашно шла вверх по гранитным склонам горы, прямо к вершине. Они добрались до руин на ее вершине, темное облако над Черным Прудом скорее походило на слабый туман на его поверхности. Потом они начали спускаться, на юге появились Палисады и заполнили небо. Но шаги Мериэль становились все медленнее и медленнее. Лорн отравил ее. Она стала выглядеть старше, так как слишком долго жила в мире смертных, прежде чем придти в королевство бессмертных.
Потом они достигли озера под горой, того самого места, где Наблюдатель впервые нашел ее. Она подняла ребенка, которого держала в руках, так, что лицо крохотного инфанта смотрело на юг. — Сынок, ты снова придешь сюда, после долгого путешествия. Однажды мы опять увидимся. Запомни мой голос. — Но она не сказала ни слова тому ребенку, которого нес Немос: холод прошел по его спине, возможно этот не вернется? Потом она повернулась к Открывателю и, спокойно, без истерики, сказала ему, что собирается умереть и что он должен делать. Она предвидела все: ведь она была пророчицей, Королевой Ведьм Севера. Она предвидела и свое воскрешение, и свою вторую смерть. В прошлой жизни она приготовила для себя могилу, глубоко под горой.
Когда она умерла, он отнес ее тело глубоко вниз и нашел там большой железный склеп, его дверь была приоткрыта, изнутри сочился свет. Он перенес ее внутрь и положил на сияющий пьедестал, который нашел внутри, потом вышел, запечатав за собой дверь.
Она предвидела и его предательство, потому что когда он остался в темноте, наедине с вздыхающим ветром и плачущими младенцами, он не мог заставить себя идти дальше. На юге находился ужас Мира Смертных, на севере, за Лунным Прудом, унижение и бесчестье, если бы он вернулся с детьми. Ночь была наполнена блуждающими духами. Возможно и Мериэль порхала в воздухе, глядя на то, что он собирается сделать. А он изгнал все мысли и чувства из своего сознания, опустошил его. Впоследствии он с трудом вспомнил, что положил детей на какой-то камень горы, хотя и знал, что здесь бывают волки-духи. А потом ушел, оставив детей судьбе.
Спустя много времени он вернулся в Лорн, и еще долго лгал своему повелителю, рассказывая ему, как он с детьми ездил в Южные Земли, а слова Мериэль витали над ним. Что один из детей — Уртред — вернется. Вина, как кислота, жгла его каждый час его вечного бодрствования; невыносимое бремя, превратившее жизнь в сплошную пытку. Он молился Ре: «Дай мне возможность искупить вину, верни Уртреда обратно в Лорн, или пошли мне сон, чтобы я больше не страдал от этой муки.»
Но в Лорне смерти не было. Смерть приходила, когда тело устаревало, но душа только засыпала, а потом опять возрождалась. С тех пор, как Ре исчез, Немос много раз спал — глубоко и без снов. И каждый раз, когда он просыпался, он обнаруживал себя в новом теле. Ему приходилось изучать свои новые руки и ноги, свое лицо, с некоторым недоверием, как если они были чужими. И во всех своих жизнях, каждый раз, ему приходилось выполнять одну и ту же работу, которой он занимался как раз сейчас: Открывать Путь, быть Открывателем. Он занимался этим с того момента, как Ре сотворил эту землю. Единственное оставшееся воспоминание, и с каждой новой инкарнацией воспоминания о прошлых жизнях становились все слабее и слабее.
Он хорошо знал свое нынешнее тело: это было то самое тело, в котором он предал своего повелителя. Теперь его волосы стали белыми, кожа бледной, но, несмотря на цвет волос, у него было лицо голубоглазого юноши. Он был шесть футов высотой. Таким он и останется, пока не достигнет Внешнего Мира. Там он преобразится.
Сколько лет Внешнего Мира прошло с того времени, как он в последний раз путешествовал по Пути? Все терялось в бесконечной и неизменной ночи Лорна. Бесконечное время, бесконечная вина. Но вот теперь он опять идет по Пути. И теперь у него есть шанс искупить грехи прошлого. Он приведет Уртреда домой.
Лес вокруг него спал под светом луны. Воздух был теплым, как всегда. Лорн далеко за ним. А впереди камни дороги; где-то там, в лесу, камни вывернутся и повернут обратно, бесконечная петля. Через миллион шагов, или тысячу миллионов, он вернется в то место, откуда его послали. Ощущение будет странным, но знакомым: сколько его инкарнаций уже шагало по этим камням, сколько раз его легкие вдыхали ароматный воздух леса, в котором всегда лето, сколько рук несли церемониальный посох, сколько голов несли на себе митру, указывавшую на его почетную должность? Одно, самое сильное, ощущение он помнил хорошо: холод, который пробегает по его спине в тот момент, когда он покидает остров. Немного поразмыслив, он понял, что это такое: страх. Тот самый страх, который он ощутил в последний раз, когда был во Внешнем Мире. Тот самый страх, который заставил его предать своего господина.
Он шел к тому месту, где находились ворота во Внешний Мир: Лунный Пруд. Где именно они находились, он не знал. Надо было пройти по пути много миль или несколько ярдов? Уже одно это было вполне достаточно, чтобы испугаться, не зная, когда Пруд появится, не зная, светит ли луна на той стороне, не зная когда, или если, он вернется в Лорн.
Но еще больший ужас внушало ему то, что находилось в лесу перед ним: не Полунощная Чудь, которая находится во Внешнем Мире. Но так как у всего в этом мире есть тень, так и у Чуди, тоже, есть тень здесь, в виде призраков; народ Лорна называет их Темными. Каждое полнолуние они понемногу просачиваются через пруд, их темные призраки живут к стволах деревьев, окрашивая листья в осенние цвета, заставляя их падать на землю, духи льда и холода. Зима: за все свои множество жизней он видел ее только однажды, но никогда не забывал об этом.
А теперь Чудь собирается принести зиму в Лорн. Как только луна снаружи станет полной, они придут, и не только Темные, но все ужасные создания, которые рождаются в Черном Пруду Равенспура.
Сейчас Темные ждут его. В Лорн пришло время: даже здесь, на священном Пути, теплый ветер ослаб: в воздухе повеяло осенью, а от Пруда дул холодный ветер, первый, который появился в стране. Никогда прежде мысль о том, что он должен «торопиться», не появлялась в его голове, но сейчас его шаги удлинились, а митру трепал холодный ветер. В результате шапку сдуло с головы, он повернулся и поднял ее — она должна остаться там: это символ его службы. Если она исчезнет, разрушится его облик, а с ним и личность.
Пока он быстро шел по Пути, небо перед ним стало темнее, цвета обгорелого железа: потом он увидел, что облака протянули зазубренные когти к луне, угрожая закрыть ее свет. Щебет птиц стал тише, животные перестали мелькать среди деревьев. Теперь он услышал странные трели козодоя, раздавшиеся где-то впереди, и Путь внезапно потерялся в тени. Он остановился и прислушался: между деревьями свистел холодный ветер. Становилось все темнее и темнее. Никто не ходил здесь с тех пор, как последние двое отправились в башню. Но они никогда не вернутся.