— Как ты себя чувствуешь? — спросила старая дама.
Таласса посмотрела в глаза своей старой подруге и поняла, что Аланда все знает, знает, кем она стала. — Я хорошо отдохнула, — как можно спокойнее сказала она, пытаясь унять дрожь в теле. Потом она посмотрела вокруг. — Где Уртред?
— Он недалеко, — ответила старая дама.
— Где? — повторила Талаласса, более настойчиво. — Я должна поговорить с ним.
— Они не разрешили ему войти в деревню, — прошептала Аланда, но потом замолчала, не успев договорить: люди Годы так сильно напирали со всех сторон, что в конце концов расположились очень близко от ее трона, подтащив к нему свои яркие циновки. Гарадас уселся прямо перед ней. Седовласые мужчина и женщина, старейшины деревни, сидели по бокам от него.
— Ты Светоносица и должна поблагодарить их, — еле слышно пробормотала Аланда.
Таласса какое-то время колебалась, стараясь придумать какие-нибудь подходящие к случаю слова, но в конце концов сумела только выдавить из себя, — Благодарю вас за то, что вы пришли приветствовать меня.
— Чувствуй себя как дома, — ответил Гарадас, его темное лицо расплылось в улыбке. — А теперь мой народ хочет поднести тебе дары, — продолжал он, щелкнув пальцами.
Таласса протестующе подняла руку. — Еды и питья вполне достаточно.
— Нет. Мы ждали слишком долго. Есть особые дары, которые мы хранили для Светоносицы. — Он кивнул, и через круг наблюдателей Таласса увидела, как Имуни идет к ней с большим свертком, который крепко держала в руках. Потом девочка положила сверток у ног Талассы и развернула его. Белый плащ, выпряденный из чистейшего меха яка, полы отделаны золотом. — Это великолепно, — восхитилась Таласса.
— Каждый год каждое поколение, начиная с основания деревни, сохраняет несколько нитей самой лучшей шерсти от самых молодых животных в стаде, и каждый год женщины прядут из них это одеяние, — торжественно сказал староста.
Плащ казался невероятно большим, и Таласса испуганно представила себе, что на ее плечах он будет выглядеть как палатка, а во время ходьбы волочится за ней, как хвост свадебного платья, но все-таки она встала и сбросила с себя свой. У всех мужчин перехватило дыхание, когда они увидели ее одетой в платье куртизанки, выгодно подчеркивавшее стройное белое тело и узкие плечи. Имуни подняла плащ и Таласса покорно сунула голову круглое отверстие наверху, разрешая плащу упасть на свое тело. К ее изумлению плащ сидел на ней как влитой. Люди тоже увидели это, и возбужденный говорок пошел по площади. — Многие столетия мы измеряли этот плащ по статуе Светоносицы в святилище, — сказал Гарадас. — И только в прошлом году плащ, наконец-то, стал достаточно большим. А сейчас, на следующий год после окончания работы, пришел срок. — Таласса увидела, как беззубый старик рядом с Гарадосом с энтузиазмом закачал головой, и даже радостно захлопал кожистыми ладонями, уловив ее взгляд.
Но Гарадас еще не кончил. — Предание говорит нам, что Светоносица должна взять себе служанку из нашего народа, как один из даров…
— У меня есть Аланда; она всегда верно служила мне, — сказала Таласса, глядя на свою старую подругу.
— Пусть твоя подруга извинит меня, но предание говорит, что служанка Светоносица должна быть молодой, и лучше всего дочкой старосты, если у него есть дочь. Поэтому я отдаю тебе мою дочь, Имуни, она будет помогать тебе.
Таласса посмотрела вниз, на девочку. Та широко улыбалась, совершенно не боясь своей новой роли. Таласса спросила себя, чем будет заниматься ее служанка в этой скромной деревне, но приняла предложение также искренно, как оно и было сделано. — Мы будем друзьями, — сказала она девочке, и улыбка Имуни стала еще шире.
— А вот теперь пришло время праздновать, — сказал староста. Принесли связки дров, на площади загорелось еще несколько костров, стало светло, как денем, и даже воздух казался нежным. Снизу, с равнин, прилетел теплый ласковый ветерок. Потом появились шампуры с насажанными на них кусками ягнят. По рукам загуляли кружки с перебродившим молоком яка, и веселый говор наполнил воздух.
Теперь настало самое время спросить Аланду о том, что случилось с Уртредом, но как только она открыла рот, к ней подошли три старика. У одного из них были тамбурины, второй держал волынку, а третий костяную трубу размером с него самого. Они уселись на матрацы перед ней, и немедленно рог и труба заиграли странную воющую мелодию, которая, казалось, заставила даже искры и языки пламени подпрыгивать все выше и выше в ночной воздух. Человек с тамбурином присоединился к ним, выводя однотонную синкопированную[7] мелодию, странным образом не соответствовавшую вою духовых инструментов. Юные девушки и девочки деревни немедленно вышли вперед, глаза их были скромно опущены, и, ведомые Имуни, начали плясать величавый танец, типа кадрили со сменой партнеров, и их пляска напоминала вечно расширяющееся и вечно сужающееся кружение лепестков цветов под порывами ветра.
7
в музыке — смещение ритмической опоры с сильной доли такта на слабую, то есть несовпадение ритмического акцента с метрическим