Никто не произнес ни одного слова. Все глядели на него, как если бы ждали того, что скажет он. Хватит призраков! Иллгилл ударил сапогами по бокам мерина, тот вскинул голову, вздрогнул, но не двинулся — и он устал. Но еще один удар заставил его пойти вперед, хотя и опустив голову низко к земле. И голова Иллгилла тоже низко склонилась над лукой седла. Лошадь и всадник пересекли болото, найдя путь среди камышей. Несмотря на почти полное истощение, Иллгилл слышал за собой звук ног, вытаскиваемых из болотной жижи и шорох камышей — некоторые из его людей решили пойти за ним. Он не стал глядеть назад, чтобы пересчитать их: Жезл наполнял его сознание, его свет говорил ему, что в случае нужды он один сумеет пересечь горы и уйти в Северные Страны.
Он скакал все утро, не поднимая глаз от гривы лошади, чтобы посмотреть вперед; он знал только то, что едет по старой дороге, так как копыта лошади иногда ударяли по древним, заросшим мхом камням. У лошади, по меньшей мере, есть инстинкт самосохранения, который он сам потерял: его не обеспокоило бы даже, если бы мерин завез его в самую глубь болот.
И барон не глядел назад до тех пор, пока, ближе к концу дня, не увидел за самым дальним краем болот несколько невысоких холмов, поднимавшихся из твердой земли. Предгорья; сами горы были еще почти невидимы, так, неясные серые линии, тянувшие к небу через туманный воздух севера.
Тогда он остановился, повернул лошадь и посмотрел на тех, кто следовал за ним. Они появлялись из тростника как призраки. Они шли, шатаясь, безучастные ко всему, с опущенными головами. Но когда они видели, что лошадь и всадник остановились, каждый из них тоже останавливался, поднимал свою усталую голову и смотрел на него. Хотя за все это время его мозг оцепенел, теперь он внезапно ощутил, как если проводит военный смотр, и принялся методично пересчитывать их, как если был на храмовой площади и собирался занести их в список. На середине он сбился, когда от изнеможения его голова наклонилась и едва не ударилась о грудь, но он не дал себе потерять сознание и заставил себя пересчитать их снова.
Сто тринадцать человек; вот все, что осталось от Рыцарей Жертвенника и Легиона Огня: спешенные всадники с оружием, копейщики, обслуга баллист, лучники. Сто тринадцать из двадцати тысяч. Внезапно шум в ушах утих и зрение прояснилось. Сто тринадцать, подумал он — вполне достаточно для того, что он собирался сделать.
Он опять повернул свою лошадь к Палисадам, зная, что теперь у него есть армия. И если эти люди пришли так далеко, разве они не последуют за ним дальше, за Палисады, в страну, куда никто не ходил по меньшей мере тысячу лет?
ВТОРАЯ ГЛАВА. Легион Огня
Битва произошла в то время года, когда последние мягкие осенние дни боролись с ледяным дыханием зимы. Но на пилообразных вершинах Палисадов всегда царствовала зима, независимо от времени года. Ледяные трещины, ледники, узкие как хвост дракона перевалы, покрытые глубоким, по пояс человеку, снегом. У людей барона оказалось с собой очень мало средств для подъема в гору: несколько достаточно коротких веревок, оказавшихся в вещевых мешках, и несколько импровизированных костылей, сделанных из кинжалов.
Попытка пересечь горы была настоящим самоубийством, но выбора не было: они пошли в горы зная, что обратной дороги нет. И если они умирали, то умирали без жалоб.
Больше всего людей унесли лавины. Настоящие снегопады начались как только они прошли предгорья. Даже издали снежные карнизы, прилепившиеся к вершинам и перевалам, выглядели угрожающе; когда же они вышли на древнюю дорогу, ставшую горным серпантином, на склонах окружающих гор оказалось множество ненадежных снежных козырьков.
Первая лавина сошла на второй день. Небо было ясно-синим, горные вершины четко вырисовывались в нем. И тут они увидели, как снежный козырёк над ними оторвался от склона. Колонна остановилась заворожено глядя, как по склону вниз к ним скользит огромная масса снега, странное и красивое зрелище. Потом пришел грохот обвала, грохот, который поглотил все остальные звуки.
Барон слышал, как люди, регулярно переходившие горы, рассказывали о когтях лавины, о белой пыли, летящей вниз перед массой снега, катящейся позади. После этого дня он стал ненавидеть зрелище скользящей вниз белой волны, за которой с оглушительным шумом несся чудовищный пласт снега, падавший с какого-нибудь остроконечного пика и похожий на огромный вал, обрушивающийся на пляж во время бури! Потом, быстрее, чем самая быстрая лошадь, быстрее, чем ягуар, белая лава, так не похожая на огненную, но такая же смертельная, оказалась над ними. Лава, которая, как цемент, облепила своих жертв.