Признаюсь, говоря о том, что пишу эту работу, я надеялся вызвать у Карла, учебу не закончившего, досаду. Успехами своими я гордился, а скромность - в то время, да, впрочем, и после - мне часто отказывала. Но ему было как будто бы все равно.
В ожидании отправления экипажа мы предприняли короткую прогулку по городу. Тесные улицы и днем-то давили, ночью же, в плещущемся фонарном свете, сулили угрозу и как будто бы какую - недобрую - тайну. Отлично прочувствовав настроение, Карл, одетый, как и я, в сюртук, но нимало при этом (с виду, по крайней мере) не мерзнувший, поведал слышанную некогда историю.
В истории той говорилось об одном местном кельнере, который тридцать лет исправно служил при гостинице, а потом, в год тридцать первый, после отхода ко сну вдруг помешался и зарезал всю свою семью: от жены и до детишек. А после зачем-то вышел на самую середину Наровы. По льду - стояла зима. И вот только он вышел, лед под ним возьми, да и тресни.
Так и сгинул. В момент, будто и не было.
- Чем не Божья кара? - спросил Карл скучающим каким-то голосом и добавил, уже куда энергичнее: - Но, если подумать, странное совпадение. Он словно бы... следовал плану.
- Это бы, например, какому?
Он пожал плечами и кивнул в сторону очередного торжественного портала на пустой, голой стене, увенчанного зловещими - в тот момент - статуями.
- Человек, который мне об этом рассказал, вот там живет.
Общение наше, надо сказать, оказалось приятнее, чем я ожидал. Да, Карл был, возможно, с причудами, но все же и правда неглуп. Видимо, показалось оно занятным и ему. Потому что, вспомнив, что через месяц или полтора я буду проездом в Ревеле, Карл предложил, при желании, останавливаться у него.
Я поблагодарил - вполне даже искренне - и такой возможности не исключил.
А потом мы вернулись на станцию, и несколько часов спустя, под утро, я сошел с дилижанса в Иевве. А Карл отправился дальше.
Через месяц я прибыл в столицу Эстляндии в отличнейшем настроении. Работа моя за прошедшее время изрядно продвинулась и дальше должна была стать только лучше. Холода, ненадолго отступившие, вернулись за пару дней до моего отъезда из Дерпта - но теперь я встретил их во всеоружии. Благо успел обзавестись новым пальто.
Когда мы подъезжали к Ревелю, пробираясь среди множества живописного вида сельских домиков, пошел снег. Он падал тихо и медленно, словно бы сознавая, что в середине октября это с его стороны все еще несколько дерзость. И все-таки было очень красиво. Впрочем, настроения моего в тот день не могло испортить ничто.
Одной из причин такой бодрости духа являлось то, что, еще будучи в Дерпте, я сумел сговориться с капитаном одного судна. Он обещал доставить меня через залив, в Гельсингфорс, и не когда-то, а прямо послезавтра. А это значило, что остановка в Ревеле будет совсем короткой.
Переночевать я думал в гостинице при станции дилижансов, рядом с Михайловскими воротами. На две-то ночи, решил я, у них место найдется и без письма о приезде. Однако, как оказалось, ошибся: передо мной только развели руками.
В Ревеле имелось еще три гостиницы, все неподалеку. Я собрался уже направиться к ним: хоть в одной-то место наверняка бы нашлось. Темнеть еще только начинало, для этого сезона время совсем не позднее.
И все ж таки в тот день у меня было действительно хорошее настроение; хотелось общения. Поэтому, осознав, что наизусть помню адрес квартиры Карла, я решил сначала попытать удачи, заглянув к нему. Ведь это был человек, которого едва ли смутишь внезапным визитом.
Свернув раз, а потом и еще раз среди сумрачных улиц, я нашел нужный дом. Попасть в него оказалось не так-то просто, но, наконец, я имел разговор на немецком со старой смотрительницей. Оказалось, Карл и правда жил там. Даже больше - я был, по ее словам, невероятно удачлив. Потому что обычно к этому времени он из дому уезжал. А сегодня, против привычки, остался.
Смотрительница, по-местному - 'койя муттер' (странное сочетание эстонского и немецкого слов), - проводила меня на второй этаж. За единственной дверью слышался гул разговора. Я постучал - на всякий случай, погромче.
Дверь Карл открыл тут же. На нем была шуба, в руке - фужер. Казалось, мое появление ничуть его не удивило.
Как выяснилось, он уже снова успел изменить планы и ждал только, стоя у порога, пока приготовятся к выходу спутницы: две странного вида девицы. Однако, завидев меня, передумал ехать опять. Едва ли из гостеприимства: похоже, Карл разрывался между нежеланием выходить в тот вечер из дома и скукой. И его более чем устроило, что развлечение пришло само.
- Или, может, ты хочешь сходить куда-то? - Он смерил меня испытующим, не вполне трезвым взглядом.
Сразу я идти никуда не хотел. А потом мы уже как-то не собрались.
Предоставить мне ночлег Карл согласился с легкостью. Жил он, очевидно, один, без родни. Я не мог бы сказать, рад он нашей встрече или нет; но не беспокоился особенно на этот счет. По обычной его прохладной - и, в то же время, какой-то излишне ажитированной - манере сложно было что-то предположить.
Девушки, которых я увидел, еще стоя в дверях, были русскими и оказались актрисами. Я, правда, так и не сумел понять, какого театра. Да и не особо выспрашивал. Вместе с Карлом они составляли удивительно единообразную, немного визгливую компанию - хотя девицы, конечно, были намного попроще него.