Даже когда Роман обвалил на нас тонны камней я не испытал того отчаяния, которое навалилось на меня теперь. И если отчаяние - это отсутствие надежды, то с уверенностью могу сказать, что надежда в тот миг для меня умерла. Я сдался. Без истерики, без суеты и паники. Просто встал около ступеней, уставившись на каменный алтарь, и долго смотрел в одну точку. Мне кажется, я даже не моргал. Полнейшая прострация. Все! Финиш! Поражение!
Глава 23. Свет
Из абсолютного ступора вывел внезапный звук. Это было похоже на удар. Только глухой и очень отдаленный. Как будто что-то мягкое и тяжелое с силой врезалось в стену. Звук доносился из глубины прохода, ведущего в святилище. Не мешкая ни секунды, я рванул туда.
Пробежав довольно быстро по коридору с высоким потолком до того места, где его пол начинает плавно переходить в вертикальный подъем, стало ясно, что это был за звук. На черных от влаги камнях лежало искалеченное тело человека в гидрокостюме. Руки и то, что осталось от ног, были неестественно вывернуты. Тело было сложено вдвое. Видимо, позвоночник сломался и теперь затылок касался единственной уцелевшей пятки.
Я медленно подошел ближе. Ни дыхания, ни каких-либо других признаков жизни заметно не было. В нос ударил, уже ставший привычным, запах крови. Она темной лужей расходилась по камням и стекала тонкими, тягучими струйками все ниже и ниже. Сделав над собой усилие, я взял Игоря за запястье и попытался прощупать пульс, но, так и не обнаружив, решил прощупать шейную артерию. Сделал еще шаг, чтобы добраться до шеи и понял, что делать это просто не имеет смысла. Голова напоминала разбитое яйцо какой-нибудь крупной доисторической рептилии. Вместо лица зияла провалом бесформенная красно-белая масса. Сомнения отпали разом - Игорь был мертв.
Видимо он понял, что спасения дождаться не удастся, подполз к колодцу и спрыгнул вниз. А может и совесть заела. Кто знает? Хотя, мне кажется, что более вероятен, все-таки, первый вариант. Если учесть, сколько ему при этом пришлось пролететь в вертикальном падении, ударяясь о неровные стены, можно предположить, что дна он достиг уже мертвым. Так или иначе, но теперь я остался в полном одиночестве. Казалось бы, любом случае не вернулся бы к Игорю наверх. Даже не потому, что не хотел! Просто физически не смог бы вскарабкаться по вертикальному колодцу, а он, по той же причине, не смог бы ко мне самостоятельно спуститься вниз. Мы бы никогда не увиделись больше, не встретились бы в этой пещере. Но, все равно, где-то на подсознательном уровне сохранялось ощущение: я здесь не один. В беде - не один. Нас двое! Об этом не думаешь осознанно, а потому не замечаешь. Это даже была не мысль, а просто чувство. Чувство не одиночества, если так можно выразиться.
Теперь это чувство пропало, и я сразу же обнаружил его исчезновение. Это как с телевизором, который может работать целый день, а ты занят какими-то своими делами и даже перестаешь замечать, что он работает. А затем кто-нибудь выключит его, в квартире наступает тишина, и ты замечаешь: ага, выключили, полдня без толку работал...
Только, в отличие от телевизора, это чувство было сейчас необходимо. Оно не позволяло паниковать. Заставляло собраться и действовать. Теперь его не стало, и образовавшуюся пустоту сразу же заполнили одиночество, ужас и отчаяние.
Я развернулся и медленно побрел обратно к залу. Дойдя до тройной развилки, свернул в другой, более узкий проход. Надежды на то, что он выведет меня куда-то, не было. Это подсказывала даже элементарная логика: если к святилищу вел проход, то он, безусловно, не должен был быть таким узким. А тем более, не должен был так разительно отличаться от тщательно обработанных коридоров с двухметровыми потолками. Все же, это не какой-то мелкий жертвенник внутри пещеры. Это большой каменный храм, а значит и вход в него должен быть соответствующим. Но выбора у меня, все равно, не было. Я встал на четвереньки перед центральным, самым узким лазом и направил луч фонаря вглубь хода. Через два метра он круто загибался вниз, поэтому разглядеть, что дальше, не удалось. Тогда я осветил третий проход, тот заканчивался тупиком.
Вернувшись ко второму, полез внутрь. В живот впивались острые, необработанные камни. Локти, которыми приходилось отталкиваться, чтобы протиснуться дальше, онемели от постоянных нагрузок, и боль в них стала менее чувствительной. Преодолев первые два метра более-менее ровной поверхности, я, вдруг, отчетливо ощутил какой-то новый запах. Точнее, запах для меня был не нов, но от того, что в остальной пещере не было практически никаких запахов, этот я уловил сразу и четко! Ошибки быть не могло! Пахло морем!