Фонарь камеры сильно рассеивал свет. От этого все, что находится дальше трех метров, оставалось во мраке. Зато в непосредственной близости освещения хватало. Вот начались обработанные стены. Вот ступени...
Что произошло дальше, я до сих пор не понимаю. Все случилось настолько молниеносно, что среагировать было просто невозможно. В глаза, вдруг, ударил яркий свет. Настолько яркий и неожиданный, что голову пронзила фантомная боль. Я успел направить свет камеры навстречу, но на этот раз голова взорвалась куда более ощутимой, куда более реальной болью. В глазах потемнело. По лицу потекла горячая кровь, которая на замерзшей коже показалась обжигающе горячей. Ноги подкосились, и я, упав на колени, попытался открыть глаза. Встречный луч света продолжал сверлить. Еще один удар. На этот раз в висок. В ушах раздался душераздирающий звон. Или даже писк. Как в фильмах о войне, когда рядом с бойцом разрывается бомба, и он шагает контуженный по полю боя.
Больше ничего не помню.
Глава 32. Кость
Пришел в себя от того, что затылок ударялся обо что-то твердое, а спину сильно царапало и скребло. Тут же стошнило. Я с трудом раскрыл глаза и понял, что меня тащат за ноги, а голова, при этом, ударяется о ступени. Во рту - привкус крови. От боли хочется орать, но ужас от происходящего сковал любые попытки к действиям. К тому же, если заорать, то голова просто лопнет от боли, как глиняный кувшин. Я снова потерял сознание, а когда очнулся, понял, что уже нахожусь в коридоре. Кто-то продолжал меня тащить, больно впиваясь пальцами в щиколотки. Кожа на спине горела огнем. В нос ударял запах разложения. Правая рука нащупала какой-то продолговатый предмет, и пальцы машинально сжались, схватывая его.
Та самая бедренная кость, которую я нашел при подходе к святилищу! Я сжал ее, насколько мог сильно. Отпустить ее сейчас означало потерять всякую надежду на спасение. Вонь от разлагающейся плоти стала просто невыносимой. Человек, тащащий меня, натужно кряхтел. Наконец, он отпустил мои ноги и направил луч налобного фонаря на меня. От того, что свет бил в глаза, я не мог разглядеть его лица. Незнакомец наклонился, выбрал массивный камень, схватил его обеими руками, не без труда оторвал от пола и сделал шаг в мою сторону.
Единственная мысль, промелькнувшая в голове в последний момент перед атакой, была о Марго. Если он меня убьет, то выберется наружу и поступит с ней также! Иначе она - свидетель!
Человек расставил ноги так, чтобы между ними оказался я, занес над головой глыбу и... В момент нанесения удара я выставил вперед белую, сухую, обломанную с одного края кость. Убийца заметил ее. Этого хватило, чтобы он на долю секунды замешкался и потерял равновесие. Ноги его подогнулись, он рухнул на колени. Но камень уже летел в направлении моего лица, и затормозить его инерцию тот был уже не в состоянии. Не знаю, по какой причине он не разжал пальцы. Скорее всего, просто не успел сориентироваться в ситуации. Тяжелое орудие увлекало его следом. Тупой конец кости больно вонзился мне в грудную клетку, а острый - в солнечное сплетение противника. Мы оба одновременно выдохнули. Раздался глухой хруст. Массивная глыба выпала из рук нападавшего и громко грохнула о пол у самого уха, высекая искры и обдавая лицо крошечными осколками.
Я почувствовал, как кость вырывается из рук, выкручивает мне кисти. Человек замер, тихо захрипел, стал заваливаться на бок и, через секунду, рухнул на пол. Послышалось громкое бульканье и шуршание ног о камни. Он давился собственной кровью. Я с трудом повернул голову. Тот лежал на спине и бился в конвульсиях. Свет его фонаря вздрагивал. Лица по-прежнему видно не было.
Прошло немного времени. Звуки стихли. Свет, до этого танцующий по потолку, застыл на месте. Человек был мертв. Меня снова вырвало. А когда головокружение немного прекратилось, попробовал подняться. Держался за стены, но встать на ноги все равно не получалось. Как только удавалось принять вертикальное положение, все вокруг начинало кружиться и плясать, а ноги сами собой подгибались. Пришлось усесться, прислонившись спиной к стене. Дотянулся рукой до фонаря незнакомца и рывком содрал его с головы.
Первое, что сделал - это посветил на лицо. Передо мной лежал Тамерлан! Тот самый «слуга-или-швейцар-или-как-там-его». Ошибки быть не могло! И теперь он был мертв. В этом тоже сомневаться не приходилось. Из раскрытого рта обильно стекала густая, багряная пена, распахнутые глаза уставились в пустоту, а из живота торчала белая, тысячелетняя кость, вошедшая в плоть почти до основания.