Девушка быстро зажгла светильник, принялась будить Костю, Гырюлькая. В пологе поднялась суматоха. Геутваль заряжала винчестер, Костя, чертыхаясь, натягивал торбаса, Гырюлькай лихорадочно одевался.
Мы с Костей выскочили из яранги. К нам бежал Тынетэгин, затормозивший упряжку у кораля из нарт.
— В кого стрелял?! — крикнул Костя,
— Спящих в пологе разбудить хотел: Тальвавтын едет…
— Один?!
— На беговой упряжке.
Из морозного тумана вынырнула белая упряжка. Олени как вкопанные остановились рядом с упряжкой Тынетэгина.
— Какомэй! Далеко убегали… — вместо приветствия насмешливо проговорил Тальвавтын.
— Твои табуны близко подошли, — резко ответил Костя.
Тальвавтын нахмурился, угрюмо посмотрел на Костю и Дерзко сказал:
— Мои пастухи плохо оленей стерегли.
Я пригласил Тальвавтына в полог. Беседа не клеилась. Костя сидел у чайного столика хмурый, закипая бешенством. Тальвавтын молчаливо курил длинную трубку.
— Экельхут, главный шаман, разговаривал с духами, — вдруг сказал старик. — Большая беда будет. Нельзя вам кочевать дальше в горы: погибнут олени, надо обратно к границе леса уходить…
Тальвавтын замолчал ненова погрузился в раздумье.
— Ну и шельма, — пробормотал Костя. Действительно, маневр Тальвавтына был шит белыми нитками. К границе леса нас и калачом не заманишь.
— И что же говорит Экельхут, какая беда грозит нашему табуну?
— Сильно сердятся келе[17]: живых оленей тебе отдавали. Большое бедствие на Пустолежащую землю насылают. Экельхут говорит, быстрее кочевать тебе нужно к границе леса — обманывать духов, — повторил Тальвавтын.
— А где твои табуны? — спросил я старика.
— В лесные долины быстро кочуют.
— Не пойдем к лесу, мало времени осталось, — грубо отрезал Костя.
— Спешить надо… отел скоро, подтвердил я отказ в более вежливой форме.
— Добра желаю вашему табуну, — презрительно взглянул на Костю Тальвавтын. — Поехал я. Аттау!
Тальвавтын исчез так же внезапно, как появился. Поведение его было для меня непонятно. Зачем он приезжал? Чего хотел? Чем грозил нашему табуну?
— Мэй, мэй, мэй! — встревожился Гырюлькай. — Экельхут очень сильный шаман, большая беда будет!
Мы долго еще обсуждали предостережение Тальвавтына и решили не принимать его во внимание — двигаться дальше, возможно быстрее покинуть Пустолежащую землю…
Неделю мы кочевали, совершая небольшие переходы, уходя все дальше и дальше от границы леса, в лабиринт безлесных долин обширного горного водораздела между Анадырем, Анюем и Олоем. Теперь нас отделяли от леса добрые сто пятьдесят километров, и мы почувствовали себя наконец в безопасности…
На следующее утро, когда мы с Геутваль отправились дежурить, нас встретил Гырюлькай. Лицо старика посерело от волнения.
— Совсем плохо, — сказал он, — посмотри, какое грязное небо.
Обычно зимнее небо было белесым и тусклым. Теперь же облака набухли странной синевой. Мороз упал, стало необычайно тепло, и воздух пропитывала непонятная свежесть.
Подошел Костя.
— Черт знает что творится! Все шиворот навыворот… Лесных куропаток видимо невидимо налетело, сороки появились, белую сову видел, кукша пролетела. Не пойму, откуда их несете
— Плохие облака… — повторил Гырюлькай, — давно такие видел зимой, когда мальчиком был…
Он что то еще хотел сказать, но не успел. Где то в вышине утробно забулькало, как в горлышке большой пустой бутылки, и мы увидели двух черных, как уголь, птиц. Медленно махая крыльями, они пролетели на север.
— Вороны! Откуда их в такую пору принесло?! — удивился Костя.
Облака все гуще наливались синевой, точно перед грозой. С востока потянул теплый ветерок, напоенный необычайной свежестью. Казалось, что надвигается гроза. Но вокруг лежал снег, девственной белизны, толпились снежные сопки. Посиневшие облака никак не вязались с картиной белого безмолвия.
И вдруг на лице я ощутил влажную морось. Гырюлькай, бледный и подавленный, молчаливо опустил голову.
— Дождь?! Зимой?!
Ошеломленные, мы стояли с Костей и Геутваль, подняв лица к посиневшему небу. Я видел мелкие капельки на смуглых щеках девушки. Костя стирал шарфом бусинки воды со лба. Дождь моросил и моросил. Падая на снег, вода не замерзала. Наступила сильная оттепель. Снег на глазах посерел, и можно было лепить мокрые снежинки.
— Большая беда пришла… — глухо проговорил Гырюлькай.
Мы с Костей все еще не понимали.
— Гололедица, мертвая гололедица! — воскликнул Костя.