Я и сам, признаться, страшно мучился от жажды.
Наши фляги — вместе со всеми прочими манатками — достались людям Монаха. Мы не пили и не ели уже двадцатый час.
Ситуация усугублялась тем, что на расстоянии в три метра от нас соблазнительно журчал родничок…
Во мне долго боролись здравомыслие и физиология.
«Нельзя ее пить. Ни в коем случае. Самое малое — заболеешь лучевой. А то и сойдешь с ума, проживешь остаток жизни, изображая животное белку или животное антилопу», — бормотал упрямый Комбат-рационалист.
Ну а Комбат-пофигист возражал ему:
«Про лучевую бабка надвое сказала. Про животное белку — тоже может быть фантазии. Но главное, если я сейчас же не напою Тополя, он может от горячки и вовсе сканать. У меня на руках сканать. Без всякой лучевой. А если я не попью сам, у меня помутится рассудок, и я не смогу даже вытащить раненого Тополя за пределы Периметра!». Моя борьба с самим собой продолжалась часов шесть.
На рассвете — помню, как я искренне, по-детски радовался утренним сумеркам, — я положил с прибором на все «нельзя» и всё-таки погрузил ладони в текучий ледяной хрусталь родничка.
Умыл лицо — помню, как пощипывало рану на подбородке и свежую ссадину над бровью. Затем пополоскал рот. И сам не заметил как… выпил глоток! Потом еще глоток. И еще двадцать полноценных глотков.
Какой же сладкой, божественно сладкой была та вода!
Затем я подтащил беспрестанно бредящего Тополя к ручейку и дал ему напиться.
Я был уверен: теперь все пойдет на лад!
Помню, как я сидел в центре той самой поляны, в сердце Грибного Леса, и думал о том, что жизнь всё-таки прекрасна, что занимать деньги можно лишь в крайнем случае и то желательно у банков, а не у бандитов. И что Хозяевам Зоны определенно присуще утонченное чувство гармонии, если в таком страшном и неблаговидном месте они поместили единственный на пол-Зоны источник чистой пресной воды…
А еще я думал о том, что за всю ночь нас с Тополем — таких беззащитных — не потревожил ни один мутант, ни один припять-кабан, словно бы и не в Зоне мы ночевали, а вне ее пределов, в обычном таком лесу.
Именно тогда я понял: если не лапать стволы деревьев, облепленные смертоносными грибами-невидимками, и соблюдать простейшие меры предосторожности, Грибной Лес ночью — это просто находка для сталкера.
Мутанты, которые боятся грибов-невидимок, туда не суются. Аномалий крайне мало (обычно на поляне возле родничка водится одна-единственная жадинка).
Кроме того, есть свежая вода — и для гигиены, и для питья. Чем не рай?
Конечно, делиться своими открытиями с кем-либо, кроме Тополя, я не спешил. Я же не ученый, в конце концов. Никаких клятв, пусть и чисто символических, про «знание, которое должно служить человечеству», выпускаясь из универа, я не давал…
В частности, потому, что универ так и не окончил.
Я думал так: кому надо, те и сами к тем же выводам, что и я, легко придут. А кому не надо — так тому и не надо.
Теперь вот Тигрёнок тоже будет знать про Грибной Лес, а значит, сможет разболтать.
Но чем больше я смотрел на тщедушное щуплое тельце, в котором жила дерзкая и отважная душа настоящего мужчины, тем меньше беспокоился по этому поводу. Такой не продаст. Скорее всего не продаст! И не предаст. Как не предал он свою девчонку Алёну.
— Ну, значит, так, младшой, — начал я веским голосом старейшего и мудрейшего альфа-самца, — мы входим в Грибной Лес. Грибы там такие, что лучше бы матери-природе вообще таких грибов не производить.
Эти зловредные грибы-невидимки растут на деревьях.
Поэтому к деревьям ближе чем на полметра не подходи.
Это понятно?
— Это понятно, — с обреченным вздохом пробормотал Тигрёнок.
— Теперь оглашаю развлекательную программу на сегодняшний вечер. Пункт первый — ужин. На ужин у нас банка тушенки на двоих и по брикету растворимого пюре на каждого. Чашка для растворимого пюре у меня только одна. И ложка тоже в единственном экземпляре.
Поэтому есть будем по очереди. Вначале ты, потом — я.
Это ясно?
— А почему вначале я? Как-то неудобно. Пюре всё-таки ваше… Да и по старшинству было бы логичнее, — пробормотал Тигрёнок.
— Первым ты будешь есть потому, что спать ты тоже будешь первым.
— Как это — спать первым?
— Напоминаю, что спальник у нас только один, Тигрёнок. Поэтому спать мы тоже будем по очереди. Вначале ты — потом я. Это самое спаньё у нас идет вторым пунктом нашей сегодняшней развлекательной программы.
— А можно я вторым?
— Что вторым?
— Спать я буду вторым! — спросил Тигрёнок.
— Нельзя.
— Но почему? Какая разница?
— Потому что ночью спать хочется гораздо больше, чем утром! А караулить себя, хабар и товарища хочется гораздо меньше! Поэтому перед тем, как караулить, тебе надо выспаться как следует.
— Вот как? — пробормотал Тигрёнок, озабоченно прикусив свою тонкую губу. — Значит, караулить… Что-то типа вахты на корабле?
— Ну да, типа вахты! Потому что мы не в пятизвездочной гостинице спать укладываемся. А среди леса, в Зоне, где бродят мутанты, мародеры, военсталкеры. И где ценнейшего «подсолнуха» и уникальных «ножниц» можно лишиться так же легко, как попасть в зыбь или гравиконцентрат!
— Но послушайте, Владимир Сергеич… Двадцать первый век все-таки на дворе! Неужели нельзя что-нибудь более совершенное придумать? Ну типа сигнализации, что ли?
«Какой же ты все-таки глупый, Тигрёнок, несмотря на всю свою смекалку и образование», — подумал я, но благоразумно промолчал. Я знал, что «глупыми» мужчин возраста Тигрёнка имеют право называть только женщины. Мужчинам — нельзя. Просто нельзя — и все.
Я сделал терпеливое лицо.
— Видишь ли, Тигрёнок… Сигнализация у меня, конечно, есть. Причем достаточно дорогая и совершенная. И название у нее такое жизнеутверждающее — «Весна-3». У этой сигнализации имеется семь автономных датчиков. Я размещу их так, чтобы подобраться к месту нашего привала незамеченным было практически невозможно. Но!
— …Но спальный мешок все равно один, поэтому… — продолжил за меня Тигрёнок, небесталанно имитируя мой занудноватый менторский тон.
— Спальный мешок тут ни при чем. Дело в том, что мы в Зоне. И то, что может служить весьма совершенной сигнализацией там, по ту сторону Периметра, — я махнул рукой куда-то в сторону Красноармейска, — зачастую является бесполезной игрушкой здесь. Начать с того, что здесь много электромагнитных аномалий. Некоторые из них вырубают сигнализацию на небольшое время — допустим, на десять-двадцать минут. А вот другие, позабористей, вырубают навсегда. Но мораль одна: ни на какую электронику полагаться на все сто процентов здесь нельзя! Вот были бы мы в Рыжем Лесу, там иное дело. А здесь лес — Грибной, и, так сказать, погоды здесь стоят другие.
— И что я должен буду делать, если вдруг какой-нибудь… ну, там, допустим, кровосос…
— Первым делом ты должен будешь разбудить меня!
— А вторым? Вторым делом?
— А вторым взять пистолет, — я протянул Тигрёнку свой «стечкин», — и выстрелить в этого «допустим, кровососа»!
— Но я же не попаду?! Что толку стрелять? — Лицо Тигрёнка выражало искреннее недоумение.
— Знаешь анекдот про петуха, который бежит за курицей и думает: «Не догоню, так хоть согреюсь»? Знаешь или нет?
— Не знаю. То есть знаю. Теперь.
— Так вот и ты должен действовать, как тот петух. И думать «не попаду, так хоть согреюсь». То есть, тьфу, напугаю кровососа. И вообще наведу кипеж.
— Кипеж? — Как видно, этого жаргонного словечка наш инопланетянин Тигрёнок тоже не знал.
— Ну да. Кипеж — это значит суета. Такая конструктивная, деятельная суета, отвлекающая противника.
— Ага. Понятно. Буду наводить этот вот… кипеж!
— Ну и отлично!
Мы с аппетитом поели — несмотря на усталость, оба мы были в хорошем настроении.
Я рассказал Тигрёнку историю о том, как Костя Тополь катался пьяный на катере по Москве-реке, пока не врезался в теплоход, где праздновал свое шестидесятилетие один очень задорный генерал-майор милиции.