Козы, занятые сугубо дамскими делами, сделали вид, что не заметили исчезновения своего страстного партнёра. И неторопливо употребили по прямому назначению стожок сена, на котором тот спал…
Пётр Петрович
Петух орал,
словно некстати потревоженный младенец.
Одним – горе, другим – радость. Козы осиротели, а у кур появился Он. Единственный и неповторимый. Кормилец! Пётр Петрович.
Мы купили его, когда поняли, что готовы к появлению цыплят в нашем хозяйстве. На птичьем рынке, куда поехали в надежде раздобыть будущего завоевателя нежных куриных сердец, было не так уж много петушков. Точнее, были именно петушки – молоденькие и не очень. Все они хорохорились перед курами и покупателями, но их потуги выглядеть солидно смотрелись неубедительно. Мы уж было решили попытать счастья в другой раз и в другом городе, как у самого выхода увидели скромную бабулю в белом платочке. Она сидела подле единственного своего товара, который держала за верёвочку, привязанную к ноге…
О!!! Что это был за петух!!! Это был не петух, а песня! Он сошёл со страниц русской сказки «О петушке и зёрнышке». Я узнала его! Это был точно он!
Роскошный гребешок и глянцевые серёжки, ядовито-зеленоватый отлив перьев подчеркивал выпуклые бока. А шпоры! С такими шпорами будет повержена любая нечисть задолго до рассветного часа!
Бабуся назвала цену, сообщила о том, что петух не юноша, но парень ещё хоть куда, и что продаёт его в связи с переездом из частного дома в квартиру. На куриную лапшу у неё воли хватило, а вот варить суп из петуха рука не поднялась.
Пётр Петрович! Голубчик! Мы до сих пор вспоминаем твой честный и воинственный нрав, испытать который пришлось в первый же день к вечеру.
Нам не удалось вовремя вернуться на кордон, поэтому пришлось ночевать в городской квартире. Пётр Петрович попил, поел, а потом стал беспокойно расхаживать по апартаментам. Он был явно утомлён переменами в своей жизни, но спать не собирался. Запрыгивал в приготовленный для него ящик, пытался устроиться, но, повозившись, выбирался на пол и начинал ходить возле моих ног. Приметив, что у стула, на котором я сидела, особенно высокая спинка, он утвердительно булькнул горлом и, распустив свои великолепные крылья, словно руки для объятий, начал подступать к домочадцам, которые сидели на других местах. Петух, выпятив сияющую изумрудом грудь, подталкивал каждого к моему
стулу! Мы, смеясь, умостились кое-как, а Пётр Петрович взмахнул крыльями, взлетел на спинку стула, оглядел нас, неразумных, и, довольный результатом , закрыл глаза.
Присутствующие были в шоке! Петух согнал нас, как кур, на насест стула! Он доказал нам свою профессиональную пригодность и с чувством исполненного долга крепко заснул.
Естественно, что на следующий день, ровно в половине четвёртого утра, обитатели многоэтажного дома проснулись от слегка хрипловатого, но мощного «Ку-ка-ре-ку!»
– Мам, а почему в книгах пишут, что петух кукарекает? Это же неправда! – возмутился сын, внимательно прислушавшись к речитативу Петра Петровича.
– Разве?
– Ну, да. Ты только послушай, что он поёт!
– Да. И что же?!
– Ну, это же очевидно! Он поёт: «Кэр-кэ-гэ-ут!» Кэр-кэ-гэ-ут!!!
– М-да… Действительно! Именно так и есть!
С появлением Петра Петровича у кур началась другая жизнь. Они уже не болтались без дела. Не путались под ногами и не гоняли по двору крыс. Наш голосистый красавец по-военному организовал их режим. Единоличное поедание корма было приравнено к государственной измене и каралось конкретной трёпкой. Ястреб, свысока присматривавший за хохлатыми, был отстранён Петром Петровичем в первый же день по причине неблагонадёжности. Лиса оставила кончик хвоста вблизи забора и убежала в поисках более безопасной добычи. Только ласка не пожелала покидать перспективный двор. Она с комфортом устроилась в подвале нашего дома. Но её тоже периодически поколачивали: в доме – кошка, во дворе – петух.
Серый волк
Слово «мусорка» надо писать грязными буквами,
потому что мусор – грязный!
Ранним утром Пётр Петрович выводил кур на обработку нашего маленького огородика от американских жуков, а чуть позже присоединялась к этой весёлой компании и я. Ставила маленькую скамеечку между грядок и прореживала морковку, пропалывала петрушку, подвязывала к забору огурцы, возилась с помидорами. Запах помидорных кустов сводил меня с ума. Солнце выдавливало их терпкий аромат, ветер услужливо проносил его мимо…