Меня не смущало то, что все его посулы остаются незавершёнными. Точнее, завершаются с последней вибрацией его голосовых связок. Но обаяние этого неказистого болтуна было столь велико, что…
Нет. Не так. Лучше расскажу, как это произошло. По порядку.
Мы много и тяжело работали на кордоне. Пилка брёвен часами, более чем скудная еда, постоянные переходы с грузом за спиной, непрестанная чистка картошки, выпекание пирожков, комары, блохи и прочие радости бытия. Однажды, когда я в очередной раз приволокла продукты со станции, спотыкаясь, добрела-таки до калитки с рюкзаком и четырьмя сумками, но сил на то, чтобы сдвинуть запор и открыть нормально дверь, не хватило. И я просто ввалилась, выломав её. Мужу пришлось чинить и калитку, и часть забора. Выходило так, что всё, что мы делали, за исключением пилки дров двуручной пилой, делали самостоятельно, обособленно, по одиночке.
Если надо было поддержать, посмотреть, ровно ли, или ещё что-то подобное, то мы помогали друг другу. Но вообще каждый трудился в своём углу.
Не от того, что не нуждались друг в друге! А потому, что поле деятельности было слишком велико и трудоёмко. И выходило, что, возьмись мы за решение одной проблемы вдвоём, то пришлось бы выбирать меж очень нужным и срочно, а лучше вчера, необходимым. То есть, выходить за пределы рулетки теории вероятности. К примеру: мы нынче отапливаем дом или едим? Относим пробы осадков начальнику на полустанок или… Но тут-то как раз не могло быть «или». Их надо было передавать по инстанции регулярно! Мы служили делу охраны окружающей среды, и это нам нравилось.
Кроме того, ребёнка надо было водить в школу? А как же! И это тоже занимало массу времени. Ни много, ни мало – ровно половину суток! А когда, бывало, мы не могли попасть на уроки, то разбирались по всем предметам глубже, чем это предусматривала школьная программа, и в намного бОльшем объёме.
По нашим представлениям, «тёмным» мог быть только лес, но не наш ребёнок. Если мы иногда всё же не приходили, учительница передавала пакет со школьным обедом с оказией на соседний кордон. Мы забирали его, и в пакете вместе с бутербродами часто лежала записка: «Родители! Не переусердствуйте! Вы слишком много занимаетесь с сыном! С уважением, Э.В.» Но мы очень старались не пропускать занятий. Да только то электричка проедет мимо, то вовсе не приедет, а бывало, мы промокали до самых подмышек, пробираясь по сугробам. Ну, а под проливным дождём можно было оказаться мокрым с головы до самых пяток. Дождь в лесу не прекращается после окончания. Вода шумит, словно водопад в отдалении. И, пока с деревьев не стечёт тебе всё за шиворот, это шевеление потоков воды не утихнет.
Приходилось сушиться у печки на Крутовском кордоне, возвращаться к себе и нарушать пожелание учителя не засиживаться за уроками.
Таким образом, как это ни парадоксально, делая одно дело, мы понемногу, постепенно отдалялись друг от друга. Годы спустя приходит понимание того, что, закусив удила, человек не выполнит своего предназначения. И когда говорят, что труд сделал из обезьяны человека, мне думается, что это неверный вывод. В обезьян превратились те люди, тяжесть быта которых не позволила им осмотреться вокруг. Потворствуя своим физиологическим потребностям, мы превращаемся в существ, чьи интересы ограничиваются только этой сферой. Как только мы перестаём быть способными воспевать свои усилия, начинаем деградировать. Или надрываемся, перегораем…
Да уж… Как ловко мы умеем находить оправдание своим проступкам. Но, выражаясь выспренно, я деградировала до того, что мной овладела страсть к чужому человеку.
Тот, о ком я рассказываю, безответственно балагурил, и мне это было, в общем, безразлично до поры до времени. Пока я не направилась за водой, чтобы сделать гостям чай. А тому ж болтуну было всё равно, где разминать главную мышцу своего организма. Он увязался за мной и в какой-то момент перехватил полное ведро из рук. Наши пальцы соприкоснулись и – вот оно, то постыдное, что вспыхнуло во мне за секунду.
И-эх… пошло-поехало. Уж и плакала я втихаря, и глядела через щёлку. И напивалась пару раз с горя. Потом решилась и подошла с этим к мужу. Так, мол, и так, не знаю, что делать. Ну а муж – человек рассудительный. Да и видел давно, что неладное что-то с женой творится, и причину знал, ибо зачастила эта причина в гости ездить, над добычей кружить. И придумал он такую штуку – чтобы я сама решила, что мне милее, что дороже. Он с сыном или этот заезжий молодец. Да пригласил он молодца в гости к нам с ночёвкой.
Тот приехал с другом. Поужинали мы и спать легли. Мы на диванчике, а гости тут же, рядом, на полу. Так захотели. И вот лежим мы рядом с мужем. Чувствую я его родное тепло – а рядом, только руку протяни, лежит объект моих постыдных устремлений. Чужое нечто. Храпит, пускает пузыри и пахнет неприятно во сне.