С тех пор Корнелия и крутилась, как белка в колесе, выстраивая и крепя свои связи. И ради денег, которых вечно не хватало, и ради того, чтобы Клячину было сложнее воевать с ней. Не с руки воевать с бывшей женой, у которой в друзьях ходит весь свет и вся медиа.
Поэтому теперь, года четыре или три после той солнечно-пасмурной жути, Клячин просто время от времени кошмарил Корнелию и глумился всякий раз, прежде чем дать деньги. Для порядка, чтоб не забывала, кто тут главный.
Сейчас Клячин в изрядном раздражении поджидал в громоздком итальянском ресторане на Поварской своего партнера Дунина, век бы его не видеть. Сидит в Лондоне, считая, что его деньги в России сами будут размножаться, и держит его, Антона Клячина, за ночного сторожа при проекте, который с какой-то стати считает своим. Можно подумать, что раз их поселок на Новой Риге записан на три дунинских офшора, это что-то значит.
– Я – тальятелле с трюфелями, у вас трюфеля дешевле, чем в Лондоне, – Дунин плюхнулся напротив. Вот он весь в этой реплике, копейки считает, а по-крупному вечно пролетает. Официант принес напитки, побежал на кухню заказывать лапшу, а Дунин принялся делиться суждениями.
– Рынок накрывается, люди с деньгами валят, надо сбрасывать Новую Ригу. Сделаешь не в убыток – возьму тебя в проект в Берлине, это взрослая тема.
– Что ты гонишь, Берлин ты уже проспал, там цены не будут расти. Социализм у них давно, леваки все под государство сгребают.
– Ты глобально смотри, – веско произнес Дунин. – Лондон сдувается после Брекзита, а цены там по восемнадцать штук за квадрат. Ваш Тель-Авив, жопа мира, столица деревни Израиловки. И даже в этой жопе – тринадцать штук за квадрат! А в Берлине всего восемь. Как они могут там не расти?
– При чем тут «ваш Тель-Авив», я его терпеть не могу.
– Зато твоя жена обожает.
– Она мне уже три года не жена.
– Из-за Тель-Авива?
– Не о моих женах речь, – Клячин уже еле сдерживался. – Есть, что по делу – говори, нет – давай разбежимся.
Дунин хотел вложиться в Берлин в недвижимость в партнерстве с каким-то «Борисом Марковым – ты ж знаешь его». Московский name-dropping раздражал Клячина, зачем ему знать какого-то Маркова? Тем более нырять с ним и мудаком Дуниным в проект и трэшить ради этой сказочной перспективы новорижскую корову, дающую нежирные, но устойчивые надои.
– Еще Матвей Самойлов в проект просится, – бубнил Дунин. – Мы с ним соседи по Лондону, не с руки отказывать… Уж Самойлова ты точно знаешь, а он, если зайдет, то с баблом!
Клячин не был знаком с Самойловым, хотя и был наслышан о его небедности. Еще знал, что у него роман с Корнелией. Если Самойлов на что и сгодится, то совсем для иных дел, звезды могут стать так, что он поможет эту стерву приструнить.
Поначалу жили как люди, взял он ее бесприданницей, в роскошь окунул, девка и шалела от счастья. Обустраивала дом в Раздорах, мебель по каталогам заказывала, ходила с мужем по самым избранным тусовкам – кстати, связей она там будь здоров нарыла и спасибо не сказала. Сына растила, их старший – вылитый отец, ничего еврейского. Скандалили, конечно, баба она вздорная… Но и очень интересная во многих отношениях, и в свет с ней не стыдно выйти. Второго ребенка родили, тут у нее башню и сорвало.
Антон Клячин был не последним человеком в мэрии Москвы, а значит и во всем верхнем эшелоне страны. Лихо решал вопросы, рулил большими деньгами и умел держать язык за зубами. Работа изматывала, толкая к сексу без отрыва от производства, так это ж разве тема? А Корнелия устроила истерику: «Я только родила, а ты любовницу завел!»
«Нинель с рук на руки и за мной».
– У тебя своя война, у меня своя, не буду я Новую Ригу гробить, – сказал Клячин. Ну его, к лешему, Дунина. И Берлин туда же, прошли времена, когда каждому чиновнику к лицу было иметь по вилле в Тоскане и Баварии, теперь это выглядит, как подрыв доверия. У Клячина квартира в Лондоне и домик в Марбелье, вот и хватит, надо быть скромным патриотом, как все.