Из всех детей, с которыми она работала в разных частях города, Рана больше всего прикипела душой к ребятишкам с моста Ховрах. На то было много причин: во-первых, программа кооперации и самообеспечения, которую она начала внедрять здесь два года назад, по-прежнему работала без сбоев; во-вторых, двенадцатилетняя браминка Вандита, которая организовала детей, очень напоминала Ране ее саму. Кроме того, когда-то Рана тоже жила между стальными опорами моста на северном берегу реки. Сейчас дети стекаются туда после тяжелого трудового дня, собирают деньги на чай и «даал бхат», которые продают на мосту, и рассаживаются вокруг костров, чтобы поболтать час-другой, пока их не сморит сон.
Рана пошла к мосту, вглядываясь во тьму. Мерцающее пламя костра выхватило из темноты смуглые лица и блестящие глаза.
Вандита увидела ее и вскочила на ноги.
— Рана-джи! — крикнула она. — Куда ты пропала? Рану кольнуло чувство вины.
— Меня повысили, Бандита. Я не хотела, но отказаться не могла.
Ребята обступили ее тесным кольцом. Они трогали ее форму и отполированную рукоять пистолета, торчавшего из-под пиджака, словно это какой-то талисман или амулет, приносящий удачу. Вандита взяла ее за руку и потащила к самодельному жилищу под мостом. Дети положили на камни, очищенные от грязи, доски, накрыли их обрывками ковров и одежды и даже нашли где-то старые матрасы и раскладушки для спанья. На двух стальных мостовых опорах и кирпичной стене, которые огораживали пространство, висели яркие картинки с изображениями индуистских богов — Шивы, Вишну и Ганеша, — вперемежку с голограммами кинозвезд и игроков скайбола. Здесь был даже большой, видавший виды чайник, кипевший на жаровне.
Рана скинула туфли и села на матрас, прислонившись спиной к опоре.
— Хочешь чаю, Рана? — спросила Бандита.
Ей в руку сунули щербатую кружку с тошнотворно сладким ароматизированным чаем. Рана оглядела сияющие улыбками лица.
— Простите, что я так долго не приходила, — сказала она на хинди. — Как у вас дела?
— Люди, которые чистят мост, хотят, чтобы мы убрались отсюда, — доложила Бандита. — Мы сказали, что уйдем, пока они убирают, а потом вернемся. Но им это не нравится. Они хотят, чтобы мы ушли насовсем. Они говорят, что мы загрязняем мост — но это неправда!
— А рядовому Кхосле вы об этом сказали? — спросила Рана. — Пускай он поговорит с властями и придет к какому-нибудь соглашению.
Вандита отвела глаза. Остальные дети сразу помрачнели.
— В чем дело? Вы же встречались с Кхослой, верно?
— Он приходил к нам всего один раз, — сказала Вандита, качая головой. — Он сказал, что нам срезали деньги на наши щетки для чистки обуви и машин — ту субсидию, которую ты нам давала. И теперь нам выдают всего двадцать рупий в месяц вместо пятидесяти.
— Как он мог? — Рана обвела взглядом внимательные лица детей. — Я немедленно поговорю с ним, Вандита.
— Он вообще ужасно задирал перед нами нос, — сказал мальчик в грязных шортах и короткой рубашке. — Мы пригласили его выпить с нами чаю, но он отказался. Видать, он решил, что от нас воняет. У него это на лице было написано. Он такой же, как все легавые.
Мальчик отвернулся, избегая взгляда Раны. Рана вытащила из кармана банкноту в пятьдесят рупий и протянула ее Вандите.
— На еду, — сказала она. — Я поговорю с Кхослой, и он будет платить вам такую же субсидию, как прежде. Идет?
Кхосла занимался тем же, чем годами занимались полицейские до него: присваивал целевые фонды. Если он клал себе в карман больше пятидесяти процентов денег, выделенных на оказание помощи беспризорникам по всему городу, его доходы от этой аферы значительно превышали зарплату. Кхосла, очевидно, решил, что Рана после повышения не будет больше встречаться с детьми; он просто не в состоянии был понять, с какой стати кто-то будет искать их общества. Придется сказать Кхосле, что ей все известно о его махинациях и, если он не прекратит, она доложит его начальству.
— Расскажи нам о своих приключениях, Рана! — попросила девочка по имени Прити.
— Скольких убийц ты поймала? Расскажи!
Рана сочинила несколько историй с автомобильными погонями И перестрелками, жестокими главарями банд и грабителями. Ей не хотелось лишать их иллюзий и рассказывать, что на самом деле девяносто девять процентов полицейской работы — это скучная административная рутина.
Она пила уже третью чашку чаю и слушала их рассказы. Каждому из них было чем поделиться. Они взахлеб рассказывали ужасные истории о том, как их преследовали, грабили и били, но Рана знала, что большинство этих приключений — чистая выдумка. Она сама рассказывала такие байки много лет назад. — Телезвезда у студии «Тага» дала мне двадцать рупий, — сказал один из малышей, — но какой-то пьяный гад у меня их отнял. Я орал во всю глотку… Почему полицейских никогда нет на месте, когда они нужны?
Дети засмеялись. Они вечно жаловались на полицию, причем не без оснований, и глядели при этом на Рану с улыбкой. То, что они не считали ее представителем закона, Рана воспринимала как комплимент.
Наступила полночь, и угольки в жаровне стали гаснуть. Дети потихоньку улеглись спать, свернувшись на обрывках ковров, а те, кому повезло, на старых матрасах. Те, что постарше, сперва боролись со сном, но, поскольку весь день они работали не покладая рук, а завтра надо было рано вставать, скоро уснули и они.
Рана устроилась на матрасе поудобнее. Ей было тепло и уютно. Странно, но именно здесь она чувствовала себя в безопасности — среди своих, среди людей, которых она знала и которым доверяла.
Вндита осторожно, стараясь никого не разбудить, пробралась к Ране и прильнула к ней. Рана погладила девочку по спутанным волосам, пахнущим розовой водой.
— Ты счастлива, Вндита? — прошептала она. Девочка кивнула:
— Теперь у меня есть друзья, Рана. Жить, конечно, трудно, но у меня есть друзья.
— Трудно только сначала, — сказала Рана. — Все для тебя в новинку, да и дети тебе поначалу не верят из-за твоего происхождения. «С какой стати ты решила жить с нами? — спрашивают они. — Как ты могла бросить все, что у тебя было?» Они попросту не понимают, что богатство и привилегии порой могут быть ужасны для души. Со временем все утрясется — ты завоюешь их доверие, и твои друзья увидят, что ты такая же, как и они.
Она посмотрела на девочку, свернувшуюся клубочком подле нее, но Вндита уже спала. Рана растянулась на матрасе, глядя из-под моста на серебристые воды Ганга. В нем отражалась полная луна, и проплывавшие мимо лодки дробили это отражение на мерцающие блики.
Казалось, это было так давно… В возрасте десяти лет Рана была ужасно несчастна. Она ходила в престижную школу, где учились дети из всех стран мира. В ее классе было пятнадцать девочек, но ни одна из них не стала ее подругой. Наверное, она сама виновата. Она была маленькая, тихая и слишком застенчивая; чтобы заговорить в компании, ей приходилось собрать все свое мужество, но и тогда ее реплики оказывались либо не к месту, либо не ко времени. Пока она думала, что бы такое сказать, тема разговора уже менялась. Ее никогда не дразнили, хотя порой ей даже хотелось этого. Быть может, тогда кто-нибудь заступился бы за нее и у нее появилась бы подруга.
Но если в школе было плохо, то дома хуже во стократ. Рана жила в большом доме с садом в западной части города, у нее были собственные комнаты и самые современные игрушки. За ней присматривала неулыбчивая няня, крупная женщина с грубыми руками, которая дергала ее за волосы и до боли терла ей спину, когда мыла в ванне, не выказывая при этом ни малейшей любви или хотя бы привязанности. Другие девочки в школе рассказывали, как их няни водят их в кино и рестораны, но ее няня выполняла за свое недельное жалованье только то, что положено, а в остальном предоставляла Рану самой себе.