— Ваша работа будет продолжена, лейтенант. Я не собираюсь упразднять вашу должность.
— Но кем продолжена? — Рана уставилась на него, боясь верить собственной догадке. — Вы же не собираетесь назначить на мое место Кхослу? Я думала, он заменил меня только на время.
— Он молодой, умный и честолюбивый офицер.
— Он, быть может, честолюбив — в смысле повышения по службе, но он ничего не знает о детях. Вы же слышали его сегодня! Он невежествен и опасен. У него нет к ним ни капли сочувствия.
— Возможно, через год-другой на этой должности он наберется ума, лейтенант.
Несколько нескончаемо долгих минут они в упор смотрели друг на друга: двое противников, не признающих поражения и не собирающихся отступать.
— А если я откажусь от повышения? — спросила наконец Рана.
— Тогда я буду вынужден, к моему величайшему сожалению, просить вашей отставки.
Она покачала головой. Может, он блефует? Комиссар Сингх снисходительно усмехнулся:
— Я много слышал о вашем бунтарском духе, лейтенант. Мой предшественник называл вас дикой кошкой. Думаю, он был прав.
Рана почувствовала, как на глазах у нее закипают слезы, — и поняла, что ей делать. Ладно, пусть ей нельзя будет больше официально работать с детьми, но она по-прежнему сможет видеться с ними в свободное время. Она будет помогать им и не допустит, чтобы Кхосла все испортил.
— Когда я могу приступать, сэр? — спросила она наконец.
— Хорошо. Я рад, что вы образумились. Можете немедленно идти собирать вещи. Отдел Вишваната на восьмом этаже. Вот увидите: он хороший человек и дельный начальник. Надеюсь, в отделе по расследованию убийств вы проявите себя не хуже, чем в отделе помощи детям, лейтенант. Вы молодец.
Она встала, отдала честь, развернулась, вышла из кабинета и, как слепая, направилась в свой кабинет на втором этаже.
Под потолком усиленно крутился вентилятор, взвихривая бумажки у нее на столе. На экране компьютера светились десятки файлов, которые она больше не могла назвать своими. Она посмотрела на стены без окон. Одна была сплошь оклеена снимками мальчиков и девочек, глядевших на нее усталыми от печального опыта глазами.
На экране вспыхнуло изображение Сингха.
— Лейтенант! Я забыл упомянуть кое о чем. Во-первых, вы переедете на новую квартиру, у реки. А во-вторых, вам дадут прибавку. Я сейчас пришлю вам информацию.
Через пару секунд Рана смотрела на свой новый контракт. Она прочитала параграф, касающийся ежегодной зарплаты. Или ее жалованье офицера отдела помощи детям действительно отражает презрительное отношение полицейского управления к этой должности — или же полицейским в отделе убийств здорово переплачивают. На новой должности ей будут платить в три раза больше, чем в отделе помощи детям.
Рана подумала о том, что можно было бы сделать, если бы эти деньги получал ее отдел, а не жирные коты наверху. Хотя, с другой стороны, убийц тоже кто-то должен ловить.
Она прочитала описание своей новой квартиры с видом на парк имени Неру. Просто фантастика: три комнаты с кондиционером, полностью меблированные, и здание охраняется службой безопасности. Не сравнить с душной однокомнатной квартиркой, расположенной в бедном криминогенном районе, где она жила сейчас. Она подумала о новой роскошной трехкомнатной квартире — и ее укололо чувство вины.
Рана начала быстро выгребать из стола свое имущество. Оно уместилось в маленький пластиковый мешочек: вечное перо и старинная шариковая ручка, старый тканый экран из ее детства и изображение Ганеша, слона-собаки, которое подарила ей когда-то мать. Рана давно уже ни во что это не верила, но это было единственное, что осталось у нее в память о матери. Она решила отвезти эти вещи на свою новую квартиру, раз уж она будет охраняться.
Рана встала и обвела взглядом кабинет. Ее взор приковала к себе одна фотография. Она подошла к стене и встала на колени, чтобы рассмотреть снимок получше. Маленькая девочка с черной как смоль челкой глядела на нее испуганными глазами. На наклейке под фотографией компьютерный код и имя: Сита Маккендрик.
Рана сунула фотографию в карман и отправилась на восьмой этаж.
3
Просидев десять дней на орбите в тесной каюте, Беннетт воспринял отдых на Земле как настоящий пропуск в рай.
Он выехал из аэропорта, расположенного на окраине Лос-Анджелеса, и помчался по шоссе в пустыню. Корабль приземлился ночью, и до рассвета оставалась еще пара часов. Дорога уходила вдаль, освещенная набухшим шаром полной луны. Покрытый люминесцентным составом бетон сиял в ночи зеленым светом. В эпоху драконовской экономии энергии люминесцентные покрытия дорог заменили дорогостоящее освещение улиц. Из космоса, когда ракета пролетала над обеими Америками, освещенные солнцем дороги, пересекавшие западное побережье, напоминали вены на лбу у старого, но здорового патриарха.
Беннетт прибавил ходу, Наслаждаясь холодным ветром, овевающим лицо. Он то и дело прихлебывал из пачки свежий апельсиновый сок и думал о недавнем происшествии в космосе. Судя по всему, его более продолжительная, чем обычно, побывка на Земле будет своеобразной компенсацией за головомойку или штраф, которые ожидают его через десять дней, по возвращении на станцию. Он подумал о том, что надо бы поговорить по поводу изменений в условиях контракта и выторговать побольше отпусков на Землю. Он даже пофантазировал на тему, а не сменить ли ему работу и не подыскать ли что-нибудь более разнообразное.
Через два часа Беннетт проехал через город Мохаве, где лежал в больнице его отец и где Джулия работала дизайнером-пейзажистом. Население города, хаотично построенного в конце последнего столетия эко-чудаками, мечтавшими об экологически благоприятном обществе, выросло с годами за счет исхода из других городов работавших на дому специалистов, художников, компьютерщиков и интерактивных бизнесменов. Купола разной величины блестели в свете луны, словно огромные мыльные шары, между которыми были вкраплены оазисы садов и озер, а также высокие мачты, аккумулирующие солнечные лучи.
Жилой купол Беннетта располагался в двадцати километрах дальше по шоссе. С веранды его купола смутно виднелся город Мохаве, а ближайшие соседи жили в десяти километрах. Купол окружала умиротворяющая тишина пустыни, и нарушали ее разве что изредка пролетавшие мимо кондоры да рыщущие в поисках падали шакалы.
Он свернул с шоссе, прокатил последние три километра по изрытой ухабинами проселочной дороге и припарковал машину в тропическом саду, окружающем его жилище, внутренний дворик и бассейн. Когда Беннетт поднялся по внутренней лестнице в гостиную, купол ожил. Само собой включилось освещение; Беннетта приветствовала его любимая музыка — джаз-каприз с одной из колонизированных планет. Рядом с дверью на веранду вспыхнул ком-экран.
Он взял из холодильника пиво и се л во вращающееся кресло перед экраном. На одной четверти экрана было изображение Джулии, на другой — незнакомый Беннетту седой человек лет семидесяти. Верхнюю половину экрана занимал список электронной, почты, пришедшей за время его отсутствия.
Он посмотрел на снимок Джулии — короткие темные волосы, обрамляющие спокойное овальное лицо балерины. Она была привлекательна и умна, и он не уставал удивляться тому, что их отношения продолжаются так долго — скоро уже год. Они познакомились, когда он пригласил ее оформить свой сад. Начали разговаривать — и никак не могли остановиться. Его привлекала ее сложность — качество, редко встречающееся у женщин на станции «Редвуд», — и он предполагал, что ее привлекает в нем то, что он пилот и хорошо обеспечен.
Их первая ссора спустя пару месяцев произошла из-за того, что Беннетт имел глупость сказать ей это, когда она тихим голосом выговаривала ему за то, что он не хочет брать на себя никаких обязательств.
— А скакой стати? — ответил он. — Ты же не любишь меня. Я просто богатенький орбитальный пилот, которого ты можешь продемонстрировать своим знакомым.
Она уставилась на него в шоке:
— Ты подонок, Джош. Если ты думаешь, что я нашла в тебе только это…
Не в силах продолжать, она выбежала из купола. На следующий день она послала ему видеописьмо. Она плакала и говорила, что любит его вопреки тому, что он привилегированный, зажравшийся подонок и пилот.