Сердце уже не удержать, оно срывается в истерике, стараясь вырваться из груди и убежать отсюда подальше. Рык вампира и грохот удара о стену, что тут же поднимает град пыли от оставшихся кусков отделки на потолке. Чувствую, как дрожит нижняя губа, и тут же закусываю ее. Все плохо. Очень плохо, мать его.
— Они должны убедиться, что получилось, — рычит вампир, а я втягиваю голову в плечи, чувствуя, как кровь застывает в венах, впиваясь ледяными осколками в кожу, — не знают, сколько, — его голос срывается на хрип, а я судорожно киваю головой.
— Да, все верно, они точно не знают, за сколько ты умрешь, если такое случится. Потому что даже мы не знаем, — голос предательски срывается в конце, — давай быстрее уже, что ты придумал.
— Я укушу тебя, schatz, и мы банально разляжемся на полу, оставив друг другу пару синяков, — скрипит вампир зубами, — но для этого мне нужно успокоиться.
О, да. Капитан очевидность. Я в курсе. Но язвить голодному вампиру не решаюсь, медленно киваю снова, восстанавливая дыхание.
— Пока мне все нравится. Только не понимаю, — остаток фразы теряется в моем возмущении.
Медленно же до меня доходило. Рот изумленно распахивается, а я все силы трачу на то, чтобы поднять челюсть. Черт, я же знала это с самого начала, но это… мерзко. Отвратительно. Это. Вдох застревает в глотке, вызывая кашель. Я просто не смогу. Глаза печет, а грудь разрывает страх, тут же пускающий щупальца по всему телу.
Дать другой выход желанию. Голоду. Вот о чем говорит вампир.
Они не люди. Их чувства работают по-другому. Многие представители человеческой расы после секса хотят есть. Потому что он сжигает калории, а после физической нагрузки всегда тянет что-нибудь заточить. У вампиров иначе. Секс дает выход инстинкту хищника, при этом притупляя голод, так как кровь вновь приходит в движение, насыщая тело кислородом. Да, через пару часов после необходимо получить новые клетки, но появляется время. Вампиры любители различных экспериментов, оргий в том числе, из-за этого. Это как допинг перед охотой. Забегом.
Все это проносится в голове сухим текстом собственных исследований. Набранным печатным текстом отца. Отдаленно в сознании. Потому что это не может быть со мной.
— Слушай, дело даже не в том, что я, — глотку режут слова.
Черт, я даже сказать этого не могу! Медленный выдох. Перед глазами пляшут пятна, и я благодарна им.
— Разве ты сможешь? — наконец выдавливаю из себя. — Я для тебя сейчас пыльный, грязный, вонючий пакет крови, — взгляд касается невозмутимого лица вампира а догадка сжимает желудок, — ты с самого начала это планировал?!
Вампир матерится сквозь зубы, закрывая глаза.
— Ты всегда будешь видеть только то, что хочешь, schatz, — хрип, сморщив нос, — да. Сейчас у тебя есть выбор. Или ты участвуешь в нашей спасательной операции, или через пару минут я заставлю тебя. Мне плевать на все эти ваши условности. Да, я не в восторге от грязи, но у нас есть миссия.
Просто жесть. Слова исчезают вместе с остатками слюны, верой в человечество и в себя. До мозга доносится лишь тупой стук сердца, измеряющего время. Как под гипнозом. В чертовом сне. Щипаю себя и не чувствую боли, может, и к лучшему? Сквозь корку пыли проступает кровь.
Какая грязь.
Но… Я знаю цену жизни. Пусть внутри что-то умирает, но я не готова уйти до конца. Может, слаба, что думаю о том, чтобы позволить… Хотя у меня же есть хорошее оправдание. Спасти мир.
А не собственную, покрытую потом ужаса, шкуру.
Противно. Хочется упасть в кипяток с хлоркой. А желательно — прополоскать им изнутри. Очистить. Залезть в каждый угол и смыть эту грязь. Отодрать приросшие к мясу коросты.
Я даже не знаю, откуда эти слезы. Оказывается, камень внутри еще мог что-то чувствовать. До этой секунды.
До моего осторожного движения вперед.
Я даже не нашла сил подняться на ноги. Просто ползу к нему. На четвереньках. Я знаю, что если попробую встать — упаду. Ноги ватные, далекие. Не мои. Чужие. Это все — не я. Когда его рука опускается на плечо, я вздрагиваю, а желудок ударяется в небо, выбивая из глаз новую волну слез. Неужели с меня было не достаточно.
— Я закрою глаза, ладно? — не знаю почему, вдруг спрашиваю я.
Голос позорно дрожит. Связки натянуты до предела, и я понимаю, что буду кричать. Хотя, наверное, так даже лучше. Они поверят. Что мы… боролись. Придут. Главное, чтобы не очень быстро.
Вампир должен успеть насытиться.
От омерзения и смеси запахов морщусь, замуриваясь. Пусть мой разум останется со мной после этого.
— Постарайся расслабиться, schatz, — хрипит он, а я дергаюсь, ощутив ледяные пальцы на щеке, — так точно не получится. Я, — голос срывается на рык, слышу, как скрипят зубы, — попробую помочь.