И снег, что касается его лица, не тает.
Душу внутри пробирает страх. Ведь знаю, что ему нравится. Медленный выдох. Успокойся, Сима, раньше на тебя так же действовал и Сергей. Мартинаса привел он, и хотя нельзя сказать, что я доверяю вампиру, это же о чем-то говорило. Правда же?
Улыбка растянулась на лице Мартинаса, а я тут же мысленно перекрестила его напарника. Понятия не имею, кто он, но у этого парня точно железные нервы. Потому что умереть можно было просто от осознания того, что этот зверь находится рядом.
— Детка, ты слишком пуглива для той, что спит с вампиром, — пока я пытаюсь обрести дар речи обратно, вампир касается губы кончиком языка, медленно проводя по ней.
Гипнотизируя. Уверена, именно так выглядит кролик перед удавом. Умирает от страха, но при этом… Закрываю глаза, убирая взгляд. Нет, это не может быть красивым.
Конечно, Сима, поэтому ты с ума сходишь по древнему вампиру. Очнись, женщина, это просто еще один такой же. Просто с ним ты не провела почти полгода, вот и все.
— Брось, Сим, — зубы зажимают нижнюю губу, а я почему-то повторяю его движение, давя судорожный вздох, — я не могу понять, кто он, ты слишком внимательна к мелочам. Но точно ощущаю реакцию твоего тела, — проклятая немота не спадает, а вампир щурится, делая шаг вперед, заставляя отступать, — оно знает вампира.
— Это не твое дело, Мартинас, — сбрасывая оцепенение, забираюсь руками под пуховик, выправляя свалявшийся свитер, — я, конечно, рассматривала замену напарника на твою кандидатуру, но это было давно и неправда. Так что прекрати меня преследовать.
Заледеневшие пальцы поддаются плохо, поэтому ругаюсь про себя, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок. Погуляла, Сима. На тебе. Дальше своего вампира и шагу больше не сделаю. Сознание бьется в панике, но отгораживаюсь от него, даже когда Мартинас вновь нависает надо мной. Ничего он мне не сделает, не за этим здесь.
— Ты разве не хочешь поймать Самсона, детка? — дыхание Мартинаса опаляет слух, а я, несмотря на все бастионы внутри, тут же вжимаю голову в плечи.
Мартинас смеется, довольный моей реакцией.
— Да, да, очень смешно, — вампир скалится, а я возмущенно складываю руки на груди, — напугал человека слабее и младше тебя на несколько сотен лет. Есть чем гордиться, конечно.
— Ну чисто физиологически ты старше, — Мартинас вновь растягивается в улыбке, а я недоуменно хлопаю глазами, — мой возраст остановился в районе двадцати двух — двадцати пяти, — заметив мою растерянность, вампир цокает языком, а верхняя губа приподнимается, оголяя клыки, — или твой напарник об этом не рассказывал?
Вновь обретенный голос куда-то исчез, а неприятная липкость поползла по внутренностям. Глядя в прищуренные глаза, я судорожно выстраивала предположения. Нет, то, что вампир не развивается дальше и застревает в возрасте смерти, и так было понятно, но что-то сейчас подсказывало, что Мартинас говорит не об этом. Но если это не то, что он имеет в виду, то что? Хищник продолжил сканировать меня взглядом, а ощущение, что я путаюсь в его ловушке, все сильнее липким потом, несмотря на мороз, тут же выступило на спине.
Он не знает, кто мой напарник. Но сейчас пытается проверить, не Сергей ли это. Потому что то, как он построил вопрос, и должно натолкнуть меня на мысль, что именно Сергей мог мне это рассказать.
Но что?
То, что вампир утаил нечто важное, на что сейчас намекает Мартинас, неприятно кольнуло в груди. А Мартинас довольно улыбнулся. Гаденыш. Да, у этой ловушки нет выхода. Если бы я знала ответ, то он понял бы, что мой напарник — Сергей, и остался в выигрыше. А если я не знаю и мой напарник — Сергей, то это положит сомнения внутри меня насчет хрупкого установившегося доверия — и он снова в выигрыше. Стараясь не выдать эмоции, нахмурилась, недоуменно качая головой.
Получается, что если мой напарник не Сергей и я не знаю — у вампира должен быть вариант. В горле пересохло. Гипнотизируя ложащийся на волосы хищника снег, я облегченно выдохнула.
Может, у этой ловушки все же есть выход?
— О чем ты?
Вампир пожал плечами, медленно поворачивая голову, продолжая сканировать мое лицо.
— Ни о чем, детка, — вампир подхватил края моей шапки, поправляя ее, а я поежилась, тут же сдвигаясь, — не забивай свою хорошенькую голову.
Боже, из губ кого угодно это могло прозвучать мягко, интересно, оскорбительно. Как угодно. Из его рта это исключительно звучало как желание эту самую голову оторвать. Капли пота между лопаток сорвались вниз, исчезая где-то на пояснице, впитываясь в теплую ткань свитера.