Садясь и раздумывая над эссе по «Превращению» Кафки, слышу стук в дверь номера Фредерика.
– О! Ты нашел ее! Вот что мне необходимо сегодня вечером. Посмотрим, жива ли она. – Я оборачиваюсь и вижу, как он берет огромную коробку из рук Карлоса и несет к блестящему обеденному столу. Карлос протягивает ему карманный нож, и Фредерик скрывает скотч на коробке.
– Quieres burritos?[5] – спрашивает Карлос. – Нашел местечко неподалеку. Если пойду сейчас, успеем.
– Эй, Рейчел? – зовет Фредерик. – Как насчет буррито?
Я встаю и заглядываю в комнату.
– Si, yo quiero[6].
Карлос ухмыляется.
– Carne? Cerdo? Pollo?[7]
– Свинина, – выбираю я.
– Удиви меня, – говорит Фредерик. – Надеюсь только, что вкус будет не хуже, чем в Лос-Анджелесе.
– Не будем мечтать о чудесах. – Карлос разворачивается к двери.
– Карлос? – зовет его мой отец. – Напиши Генри, что гитара, которую он потерял, нашлась.
– Уже сделано, – говорит водитель, выходя.
Фредерик склоняется над посылкой.
– Каждый раз, когда мы отправляем гитару, я задумываюсь, а такая ли это хорошая идея. Сколько всего может пойти не так. – В коробке черный гитарный футляр, а в футляре очень много упаковочного материала. Убирая его, Фредерик вытаскивает красивый деревянный инструмент. Переворачивает в руках с улыбкой ребенка на Рождество.
Я слежу, как, пританцовывая, он садится на диван с гитарой на коленях. А затем говорит гитаре своим самым нежным голосом:
– Иди к папочке.
Его странный выбор слов заставляет меня вернуться на балкон, где шелестят страницы контрольной по английскому. Я приглаживаю их рукой. Изнутри доносится звук струн, одна за другой, когда к ним прикасаются.
Затем теплый тон гитарных аккордов проникает через дверь у меня за спиной. Этот звук заставляет мою шею покрываться мурашками. Я слышала, как он играет на гитаре – как на акустической, так и на электронной – на бесчисленных записях. Однако от вибрирующих так близко струн меня бросает в дрожь. Я задерживаю дыхание, пока звучат аккорды и музыка не становится более продуманной.
Звук резко обрывается, но после некоторых поправок появляется снова, захлестывая меня, как волна.
Моя мама умерла две недели назад. Я проживаю каждый день с тех пор под действием микса из полного оцепенения, абсолютного отсутствия личного пространства и стресса от странных событий, происходящих со мной. Но гитара Фредерика словно останавливает время. Пока он играет, передо мной теплая ночь и нежный ритм гитары, которую я слушала всю свою жизнь.
Мне приходится отложить домашнюю работу и закрыть лицо руками. Песня незнакомая. Но все равно разрывает мое сердце на части. Я сдерживаюсь, пока он не начинает напевать себе под нос, его искаженный баритон пронизан мелодией. И тогда слезы текут по моему лицу и рукам. Я тону в них, беззвучно плача, пока песня не заканчивается.
В тишине, что следует после, я сжимаю губы. Зареванная неудачница, пытающаяся не шмыгать носом. Слышу, как Фредерик ходит по комнате за моей спиной и звук бегущей на кухне воды. Через минуту он выходит на балкон и ставит стакан воды и упаковку салфеток на стол. Я не могу поднять глаза.
Теплая рука опускается мне на затылок. Остается там два удара сердца, затем отдаляется. Фредерик возвращается в номер.
Я прижимаю пальцы к глазам, силясь заставить слезы перестать течь. Позади Фредерик убирает упаковочную бумагу от гитары. Он напевает себе под нос, а я зарываю ногти в ладони и считаю листья на банановом дереве во дворе внизу.
В конце концов Карлос приносит еду. Фредерик появляется на пороге балкона с двумя бумажными пакетами.
– Готова узнать, существует ли приличное буррито в Орландо?
– Конечно, – отвечаю я тихо.
Он садится в другое кресло и передает мне пакет. «Рейчел», – написано на нем.
Мы разворачиваем еду. Пахнет неплохо на самом деле. Мой аппетит такой капризный. Иногда я не могу есть ничего, иногда умираю от голода. Откусываю большой кусок и жую.
– Что думаешь? – спрашивает он. Вытирает рот салфеткой, прилагающейся к еде.
Вопрос кажется слишком тяжелым, пока я не понимаю, что он всего лишь о буррито.
– Очень неплохо. – Это все. Нарезанная свинина перемешана с бобами и травами. – О! – издаю звук отвращения. – Тут полно кинзы!
Удивление на лице Фредерика заставляет меня осознать ошибку. Он откладывает буррито. Затем берет пластиковый ножик, шедший в наборе с едой, и разрезает буррито пополам. Берет одну часть и демонстрирует мне. Ни следа кинзы.