Здание, где до него был ювелирный магазин, он взял в аренду четыре года назад. Во время ремонта под прилавком и за плинтусами обнаруживались звенья и застежки от цепочек, а также обрывки золотой и серебряной проволоки. Однажды он даже нашел драгоценный камень, завалившийся в зазор между стеной и полкой. Когда Зак снимал ее, камень упал на его ботинок, издав негромкий звук. Маленький, сверкающий, он вполне мог оказаться алмазом чистой воды. Зак воспринял находку как хороший знак и оставил ее себе. Впрочем, позднее ему пришло в голову, что камень стал его проклятием. Пожалуй, следовало разыскать ювелира и отдать ему эту драгоценность. Освещение в галерее было превосходным. Дом стоял на склоне небольшого холма и имел огромные окна, обращенные на юго-восток. Утренние солнечные лучи падали на пол, а не на стены, где висели картины, которым они могли повредить. Даже в ненастные дни внутри было светло. И достаточно просторно, чтобы посетитель мог отступить назад и полюбоваться большими картинами с должного расстояния.
Не то чтобы больших картин в данный момент было много. Неделей раньше он наконец продал пейзаж Уотермана. Этот современный живописец проходил в категории местных художников. Картина провисела долго, и Ник Уотерман забеспокоился, не выцветут ли краски. Так что продажа состоялась как раз вовремя, чтобы не дать этому парню перевезти всю свою коллекцию в какое-нибудь другое место. «Всю свою коллекцию», – мысленно усмехнулся Зак. Три пейзажа Бата, где город был виден на горизонте с различных точек окружающих его холмов, и немного сентиментальная пляжная сцена с девушкой, выгуливающей рыжего, почти красного, сеттера. Только цвет собаки заставил его взять эту картину. Сказочный цвет меди казался пламенем жизни, которое оживляло достаточно скучную композицию. Деньги, вырученные за картину, разделенные поровну между галереей и художником, дали Заку возможность заплатить налог на машину и получить право снова сесть за руль. Как раз вовремя. Он смог вывозить Элис на природу, устраивать традиционные однодневные экскурсии. Они побывали в пещерах Чеддар, съездили в Лонглит [2], устроили пикник в Сейвернейкском лесу [3]. Зак медленно повернулся и посмотрел на то, что еще оставалось в галерее. Скользнул взглядом по нескольким небольшим, но качественным полотнам художников двадцатого века и нескольким совсем свежим акварелям местных авторов, затем задержался на работах, которые считал гвоздем коллекции, – трех шедеврах Чарльза Обри.
Зак тщательно выбрал для них место, повесив на самой освещенной стене, на нужной высоте. Первая работа представляла собой карандашный набросок, названный «Присевшая Мици». Модель сидела на корточках, совсем не изящно, повернувшись спиной к художнику и широко расставив колени, покрытые простой юбкой. Ее блузка была небрежно заправлена за пояс, но вылезла из-под него на спине, обнажая полоску тела. Это был рисунок, выполненный контурами и беглой штриховкой, и все-таки кожа на спине и углубление в районе позвоночника были настолько живописны, что Заку всегда хотелось протянуть руку и провести пальцем по ложбинке, чтобы ощутить гладкую кожу и напряженные мышцы под ней. Можно было представить себе влагу от пота, выступившего там, где пригревало солнце. Девочка собирала какие-то цветы в корзинку, стоящую на земле у нее между ног. Похоже, она чувствовала, что на нее смотрят сзади, и, возможно, ожидала непрошеного прикосновения к спине, а потому повернула головку к плечу, так что зритель мог видеть ухо и очертания щеки. Глаз же только угадывался по едва заметному намеку на ресницы. Зак ощущал, до какой степени она насторожена. Чье присутствие ее беспокоило? Художника в тот момент, когда создавался рисунок, или зрителя, который глядел на нее теперь, многие годы спустя? Рисунок датирован 1938 годом и подписан.
2
Усадебный дом, построенный на границе Уилтшира и Сомерсетшира архитектором Робертом Смитсоном в 1570-е гг., один из первых примеров ренессансной архитектуры на севере Европы.