олько пар ног, бахромчатых, как у многоножек и пузико пластинчатое. А меж лбом и тем, что торчит из головы много-много складок, похожих на морщины. Если б не выглядело так мерзко, то было бы даже жалко эту тварюшку- словно ее убили и перед тем она кричала от боли. -Уродчик.- хихикнул Эльм, подкрадываясь и прикусывая ее ухо. Анни аж подскочила от неожиданности. -Заспиртованный. Жалко.- сказала она. Эльм убрал обратно в шкаф. -Я сам дивлюсь. Купил на днях у одного коллекционера, из старых. Уму непостижимо, сколько литров спирта угробили. Если тебе интересно, то я покажу тебе мои сокровища. Анни кивнула. Хотя всякие там золото, жемчуга и прочие штуки не могли ее заинтересовать. К ее удивлению, драгоценностей там не было. Эльм открыл другой такой же незаметный шкаф и зажег в нем свет. Несколько прямоугольных стеклянных сосудов стояли на полке. Каждый был наполнен доверху разного цвета жидкостью и прикрыт крышкой, запечатанной сверху странным и смутно знакомым символом- сидящей в круге птицей со сложенными крыльями. И в каждом таком сосуде было по зверушке. Но эти уродцы больше походили на человекообразных. Один так был вообще рогатый младенец. -А откуда они- уродцы?- подозревая что знает ответ спросила Анни. -Из утроб наркоманок, проституток, алкоголичек и просто малолетних дур.- весело ответил Эльм, случайно выделив голосом последние слова. Анни сморщилась и отвернулась- приняла на свой счет. Эльм смутился, поняв о чем сейчас думает его подруга и потрепал ее по затылку. Затем закрыл кладовочку и понял что восхищений его коллекцией не последует. А ведь там были такие занимательные чудики! Она вышла, не желая больше смотреть ничего и он последовал за ней. Выключил свет, закрыл дверь. В коридоре было темно. Раздался слабый вскрик Анни. Он чертыхнулся, отыскал выключатель и зажег. Анни лежала на каком-то железном ящике. С маркировкой главного госпиталя и сопроводительной бумагой на боку. “Принесли-таки, раздолбаи.”- подумал Эльм, поднимая подругу. -Сколько ж они будут слать их? Вот бестолочи.- проворчал он, поднимая ее на руки и перепрыгивая- второй ящик загородил путь в столовую. Он был почти уверен, что в этих контейнерах очередная ерунда- разделочное мясо, которое врачи посчитали негодным и чтоб не выбрасывать и не зарабатывать тем самым порицания профессора, отослали его помощнику, Эльму Анмиру. Оказалось, что Анни тоже узнала метку госпиталя. -Там что, уродчики?- спросила она. -Мороженые последы.- соврал он.-Через меня отправляют в соседний округ. Анни вздрогнула. “Вот ты какой, хозяин этой чудовищной Маноры. Вы друг друга стоите.” Но Анмир, почувствовав испуг, добавил: -Из них ничего не готовят, это байки. Они пойдут на лекарства для раковых больных. История с привозными нашумевшими пирожками не ускользнула и от его внимания. После халатности Салливана никто в городе не рвался покупать мясные пирожки. А было все так: подписав какой-то очередной договор о поставке продуктов в здания городского управления, бывший мэр принял энную сумму мегагранов и не поинтересовался, что такое привозят в Манору. В первую же неделю в пирожке из буфета обнаружили звериный коготок. Пресса раздула эту новость и горожане стали бойкотировать выпечку. В поразительно краткие сроки создался даже специальный комитет по расследованию, в котором заседала дальняя полуспятившая тетка Анни(тетками бог наградил ее щедро), кричавшая на каждом углу:”Вот куда идут наши недоношенные младенцы”. Тетку оштрафовали за распространение ложных слухов, комитет закрыли, нераспроданную выпечку конфисковали, но историю с пирожками вспоминали и по сей день как что-то мистическое. Городские болтуны перевели историю в фольклор Маноры и теперь можно было уже увидеть тещу того зятя той сестры, чья мать внучатой племянницы надкусила пирожок и вытащила отрубленный человеческий палец. -Ты что-то исключительное, что-то неправильное и свободное, не прими это за оскорбление, мое неразгаданное.- сказал Эльм, опуская ее на пол. Анни увязла по щиколотку в пушистом темном ковре. -Это довольно неуклюжее объяснение. Но если принять во внимание тот факт, что прежде ты никому не пел дифирамбов... -Шшш.- Анмир положил палец ей на губы.-Почему ты все время пытаешься испортить момент? -Я просто шучу.-убирая его руку пояснила она.-И не надо вести себя со мной так, точно ты мой полноправный хозяин и муж. -Есть большая вероятность, что в ближайшем будущем я буду твоим, как ты выразилась, полноправным хозяином и мужем. -По-моему, после таких слов ты просто обязан дать мне право голоса. -Анни. -Что? -Замолчи пожалуйста, я сам решу что мне делать. -Ты полагаешь, что я позволю тебе указывать, что я должна делать, а что нет? Ты ошибаешься, потому что у меня есть все гражданские свободы. Я самостоятельный индивид и никакая привязанность не позволит законопатить мне мозги. Он вздохнул. -Временами ты до чертиков невыносима. Такое чувство, что наша жизнь будет полна скандалов и выяснений, кто в доме хозяин. -Нет, в этом ты не прав. Раз и навсегда выясним, чей голос весомей. -Ну конечно не твой. -Тиран. -Поосторожней со словами. -Ты ничего не забываешь. Это я помню. Анни обвила его шею руками. -Какие-нибудь возражения? Нет? Ну какие у него могли быть возражения? *** -Ты действительно хочешь быть со мной рядом? Или просто у тебя пока нет мне замены? -Да.-машинально ответил он, дописывая ответ профессору. Выходя из дома он включил свет на лестнице и внизу, до этого запер отчаянно мигающего всеми лампочками робота-эконома и поспешил проверить взялись ли за починку его аэрокара. После встречи с ящиками на нем могло остаться несколько следов. Теперь Анмира трясло от злости: аэрокар зачем-то отправили в гараж где без его ведома пропустили через автоматы, а те покрасили беднягу в голубой горошек, свет был внизу выключен, а он знал точно что Анни не станет спускаться, и включать ничего там не умеет, вдобавок он едва не убился об ма-алюсенький ящик с маркировной главного госпиталя, брошенный на лестнице, прямо на ступеньках. “Сколько они будут меня преследовать?”- прорычал Анмир и начал строчить письмо профессору. В ящиках не было никаких последов. Но об их содержимом лучше никому кроме него и Анторы не знать- то, что он запросил из госпиталя было незаконно и очень нужно им. -Что это, если не любовь?- доставала Анни. Сутки проведенные вместе ничуть не успокоили ее. -Отвечаю. Твое общество приятно мне. Я нахожу тебя неглупым собеседником. -Ты скучал без меня, ведь так? -Это всего лишь гормональный срыв.-рассеянно ответил он, отодвигая ее. За открытым окном что-то затрещало. Послышался забористый мат, Эльм оглянулся. На деревья посыпались искры- кто-то решился чинить фонари и перерезал все кабеля. Ну просто вечер сюрпризов какой-то! -Тогда иди ты ко всем чертям! Прощай! Не хочу тебя видеть никогда!- вскричала Анни, бросаясь к двери. Коридор за коридором, пост за постом, этаж за этажом и вот она уже на открытом воздухе, стоит в вечернем золотом свете фонаря, вдыхая свежий мокрый воздух. Недавно прошел дождь со снегом, но Анни совсем не видела дождя. -Гормональный срыв!- сердито проговорила она.-Как же! Ну раз это срыв, то желаю вам поменьше таких срывов, железное сердце! Анмир задернул занавеску. Маленькая фигурка превратилась в темное пятно. Анни быстро покидала территорию. Он связался с начальником охраны, приказав выпустить девушку в коричневом платье. Он знал, что упрямая Анни вновь будет здесь. Что бы она там не говорила. Ее сердце билось так громко, что Анни даже немного боялась: вдруг кто-то услышит этот стук и поймет? Ей не хотелось вспоминать счастливый день накануне. Всего этого могло и не быть, решила она. Так и будет, ей все приснилось. Но горькая обида, не утихая под голосом разума, теснила ей сердце. Все в этом мире стало таким подлым и точным- селекция, логика, химия. Какие ненавистные слова! Все, решено. Она и слезинки не прольет из-за этого полумеханического парня. Она забудет его и убежит далеко-далеко, туда...туда где находится база повстанцев. За городом. Да-да, именно к ним. Ведь не может она больше жить там, где правит он, где действуют его бездушные законы, где каждому хорошему, светлому и живому чувству дается угловатое якобы верное разъяснение? Это уродует доброту и любовь. Нет, не может быть все правильным и четким. Не должно быть. Анмир взял живой рукой белую чашку, наполненную голубовато-зеленым чаем. Он огляделся. “Черт-те что! Устроил перестановку ради этой вздорной девчонки, а она сбежала.” Некогда серая, лишенная уюта комната, формой напоминавшая громадный полукруг теперь была украшена низкими овальными вазами с белыми ирисами. Молочные в серебристую рябушку лилии царственно стояли в высоких напольных вазах тусклого хрусталя. Белые розы и селекционные светло-голубые пионы маленькими клумбами были расставлены вдоль окон и от легкого сквозняка покачивали пушистыми головами. Анмир был сердит. Два вечера назад, расстроенный тем, что правда открылась, он провозился с электронной картотекой, среди ночи поднял профессора, и все это только для того, чтоб узнать происхождение, карту болезней и наследственность Анни. Он мог бы не делать этого, но долг всегда был превыше чувств. Он выяснил, что бунтарка не несет в себе опасных генов. Еле дождавшись утра, он выследил ее, буквально похитил по дороге в школу, где она перешла на вечернюю смену. Сердце его не билось