еане о своей беде, или нет. Та отнеслась к ней очень тепло, и быстро приняла в свою стаю, свое племя, как они в шутку здесь называли друг друга. Все они были соплеменниками, а Теана их молодым и мудрым вождем. -Недавно Орсу и Вира разгромили правительственные лаборатории. -Он там работает? Они ранили его?- с сочувствием спросила Теана. И по глазам ее было видно- она подбирает слова сострадания. Но слов было бы так мало, узнай она все. Анни задрожала- Теана обняла ее, так бы поступила старшая сестра. У Анни не было ни сестер, ни братьев, ни родных, ни двоюродных. -Его имя- советник Анмир.- прошептала Анни. Теана вздрогнула и только крепче сжала ее в объятьях. -Держись, девочка. Это твой страшный путь. Анни высвободилась из ее мягких рук. Ей было горько и стыдно оттого, что все стало известно. И оттого, что ее любовь- это тот, в кого были направлены практически все последние их набеги. -Если ты хочешь вернуться к нему, то иди. Никто не станет осуждать тебя. В мире, где нет любви ты принесешь ее ему, и он непременно оценит и поймет. -Он не понимает.- возразила Анни. Как же глупо так думать: оценит и поймет какую-то мифическую любовь, тот, кто финансирует стерилизацию и убийства зародышей. Смешно, если б не было так страшно. -Он полюбит тебя, если ты любишь его так сильно, что готова уступить. Забудь все и слушай свое сердце. Если в нем можно разжечь свет любви, ты осветишь его сумерки. Стань для него солнцем. Заслони собою все в его жизни. Мы рождены чтоб отдавать, а не брать и этим мы, женщины, сильны. -Если он примет мою любовь, и мою идею. -Запомни, Анни, мой маленький чистый сердцем друг. Любовь святей идеи, сильнее страха и больнее боли. Любовь способна спасти и убить она может. Любовь возносит на самую аершину и дарит крылья. Для некоторых она- худшее проклятье и наказание. Иногда смерть ради любви чище и важнее чем все жизни. Мой любимый говорил так. Теперь его нет со мною. Он умер, чтобы я могла жить и сделать мир искреннее и добрее. -Смерть ради любви.-прошептала Анни. Теана ее не услышала. Мягкая ладонь вождя вновь опустилась на темную голову. На темную голову Анни упали лучи вечернего солнца. -Если есть в этом мире что-то, значит это замысел всевышнего.- продолжила Теана.-Человек рождается не для того, чтобы удобрить после смерти землю. Мы все рождены думать, но и чувствовать необходимо не меньше. Сердце, наш внутренний глаз, никогда не ошибается. Люди не имеют право решать, кто может жить и мечтать, а кто должен пойти в расход. Они не понимают, что так называемые дефективные нужны человечеству, чтоб оно не забыло сострадание и доброту. Это гордые змеи, поднявшие голову. -Они не судьи, эти облеченные властью. Они- дети, но у них нет по-настоящему детской доброты. Они забыли красоту радуги над мокрыми полями, их совсем не трогает песня ветра.- сказала Анни, вспоминая вдруг изукрашенную белыми шарами и гирляндами Манору в день появления там мэра. Люди Маноры очерствеют под рукой такого хозяина, он совсем остудит их сердца. -Анни, слушай только свое сердце. Если оно говорит тебе- ты лжешь, послушайся его и перестань лгать себе. Кем бы ты не стала. Если ты вдруг поймешь, что идеи не близки тебе, можешь всегда вернуться в город. Я буду рада, если ты научишься следовать голосу своей совести и слушать свое сердце. Помни об этом всегда. Все что сохранилось укрепили стальными щитами. Замки спешно менялись. Он смотрел за тем, как в усадьбе возводят новые заграждения. Уже отобраны новые опытные образцы. По сохранившимся записям начинать заново. Не сегодня. Он считал себя оптимистом. Вернее старался быть. Прошло два дня. За это время Анни ничего не ела, точно бунтуя против заключения. “Это все для твоего же блага. Как жаль что ты не можешь понять.”- думал он, возвращаясь. Эти дни он проводил в лабораториях и на площадке, устраивая лишь перерывы на сон. К Анни он не заходил- предпочитал наблюдать за ней с камер. Она то сидела в углу, устремив большие печальные глаза в одну точку, то на подоконнике, обхватив руками исхудавшие ножки. Если не придет в себя, то придется кормить внутривенно чтоб не уморила себя. Открыл дверь. Так и есть. Снова сидит на подоконнике, прижав лоб к стеклу и верно плачет. Точно приклеенная к этому подоконнику. Скоро забудет свои глупости. А потом самой станет стыдно за свои чудачества. Надо простить. Не за что, глупая девочка. Но он мудрее. Нужно простить. Заключил в объятья. Молчала, только глаза не горели больше знакомым нежным светом. Но не плакала, чему он порадовался. Снова будет она, нежная и робкая от собственной храбрости. Дающая тепло, и не просящая отдачи за это чудо. -Анмир... -Шшш. Успокойся. Все забыто. Понятно? -Знаешь, Анмир, я не могу. Верно скоро сойду с ума. Все думаю, как они там. Поборов раздражение, он пообещал: -Я замолвлю за них словечко на завтрашнем совете.- и снимая с окна как бы невзначай прижался губами к ее макушке. Анни вздохнула. “Ах, почему моя воля так слаба, Теана? Я люблю его. Люблю так сильно, как верно никто не любил, и ты все знала. Но как же мне быть? Я не должна любить такого как он.” Отказаться от обеда не смогла- хитрюга робот-эконом шуточками да прибаутками скормил ей миску бульона. От остального Анни отшатнулась с ужасом страдающей диетой красавицы. Ожила. Но слов было меньше. Отвечала односложными “да”, “нет”. Избегала смотреть на него. Он попросил ее подать руку. Без сопротивления позволила надеть себе кольцо. Только удивилась малость. -Мечты сбываются.-сказал он. Анни пожала плечами и не сказала ни слова. Не знала она, что в кольце был встроен маячок. Так, на всякий случай. Потом на больших, выполненных в старинном стиле часах с кукушкой пробило шесть. Уложил ее спать, укутал потеплей. Он прилег рядом, прижался, чувствуя покой и тепло, закрыл глаза вспоминая сколько еще осталось добра перестраивать и чинить. Но это уже был конец, надеялся он. Проблема повстанцев решена. Никто не влезет и ничего не уничтожит. Прослышав о его разгроме, ему даже посочувствовали. Анмир усмехнулся, вспоминая присланные видеописьма. Лицемеры. Скоро им всем понадобится сочувствие. Наступит весна. Она не шевелилась. Не разговаривала. Просто лежала безучастная ко всему, закрыв глаза и сложив руки на груди. Он поправил одеяло, потрогал лоб. Температуры не было. На всякий случай решил сделать ей потом несколько анализов. Обнял, положив голову ей на грудь. “Как же я скучал по тебе, упрямица.” С ней было не страшно- и проклятая темнота отступала. Он вспоминал, как вдруг возникла она- неземная и тоненькая, словно сотканная из рыжего света фонаря. Вот она остановилась у ворот, оглянулась, верно не видя ничего и неторопливо вошла в занавесь дождя. А ее лицо, такое растерянное и юное, показалось ему поразительно притягательным. Точно это не девушка, а душа фонаря вышла на прогулку в осенние ранние сумерки. А вот другое ценное воспоминание: Анни на их первом свидании. Улыбка неестественно приветлива, глаза блестят как у загнанного зверя, ноги сдвинуты. Он тогда на полном серьезе думал, что привлекает его именно ее внешность, в частности эти самые ноги. Но в тот переломный день представления Маноре ее нового мэра, на церемонии вручения ему хрустального символического ключа от города, он рассеянно слушал поздравления, похвалы и прочие приятности. Перед глазами его было лишь испуганное, полное горя и ужаса лицо Анни. Он еле дождался окончания праздника, содрал с себя всю парадную мишуру и кинулся к ней домой. Там, у входа, он кое-как собрался с духом и хотел поговорить о случившемся. Что-то мучало его, и оправдываться было в общем-то не в чем. А она даже не стала его слушать. Эльм обнял Анни, слушая как стучит сердце через толстую белую ткань, и как перегоняет по венам ее кровь. Она с ним сейчас. Как же хорошо, как спокойно. Он думал о том дне, когда шел через городской парк, отряхиваясь от снега и боясь найти и не найти ее там. Что бы он сказал ей? Он не мог обозначить словами своих бегущих мыслей. Он привык сначала разбираться в чувствах, и уж потом проявлять их, если это было нужно. Но что творилось вокруг, что плыло в воздухе тихим зимним вечером, когда он, давя тонкий покров липкого снега, шел к замерзшему фонтану? Мир был белым-белым и брошенным. И совсем не красивым. Анни ему нравилась. Он ей говорил об этом чаще чем другим. И она испытывала что-то сходное. Она была эмоциональна, но он объяснял это ее опасным возрастом. И в тот момент, когда он увидел ее, одиноко сидящую рядышком с бронзовым рыбьим королем, он знал что не уйдет без нее. Всеми правдами и неправдами он заберет ее с собой, в свой простой и понятный и такой прекрасный мир, которого она пока не знает. Анни была расстроена, потеряна. Одна со всем миром, одна против мира. Противостояние он видел все ясней с каждым днем- ей невозможно и опасно было оставаться одной. Тогда, под падающим снегом, он осознал что не зря увидел ее там, в гнилых шелках осени- единственную, и хоть людей на улицах было много, она там была она. И свет ее противоречий, сомнений и мыслей озарил его сумерки и ее хрупкое тело казалось частью сказочного мира. И она все же пошла, держась за его руку, не пряча, как всегда бывало, милую детскую беззащитность. Он дал бы ей многое, закончись все тем днем. Но она хотела быть сильной и он позволял ей играть в такую игру. Эта сила едва не сгубила их надежды. Сильная Анни лежащая в коконе белого пледа. Сильная и спеленутая. Хватила через край. Мысленно о