иловидной племянницы. А мысли были вовсе не о незнакомце в черном аэрокаре. Анни действительно была не как все простые и, несомненно, добропорядочные девушки города. Последние месяцы она мечтала уехать, сбежать из города, затеряться в других, менее благоустроенных городах, посмотреть мир и выучиться чему-нибудь. Небо было хрупким как льдинка, солнце светило ярко. Была самая обычная осень. Анни осенью родилась, но чувствовала себя в это время года грустней чем обычно. Лето ей нравилось больше- тепло, да и солнечный день такой длинный. Особенно радовало, что можно носить короткие юбки и не бояться заболеть. Ноги у нее были что надо- длинные, и не толстые совсем. Потому-то и оборачивались на нее все, кому нечем заняться. И льстило и раздражало конечно. Ей хотелось, чтоб посмотрел только один- кто-нибудь особенный, сильный, красивый, умный, мужественный и незнакомый, а не последний придурок с соседней улицы. А старых козлов ей не надо, даже с большой доплатой. Старые они не особенные нисколечко- просто старые козлы. Даже если они из себя что-то представляют, то дома на кухне они все равно становятся обычными старыми козлами. Анни шла в школу, чтоб отмучившись там, несколько часов погулять после в городском саду и прийти вечером- усталой, голодной и прожившей еще один день как надо- с теми же мыслями, сомнениями и страхами. Дождя не было, что не могло не огорчить ее. Вечером, несмотря на ее отчаянные молитвы, все же случилось неизбежное: постучали в окно. Тетя кинулась к занавеске. Анни- к двери. Никого не было. Но черный аэрокар стоял на площадке у разбитых качелей и хромоногой скамьи. Анни раздосадованно прикусила губу. Она так надеялась, что незнакомец не приедет. Но тот, вопреки ее чаяниям, вовсе не пошутил тогда. Чтоб еще не дай бог не начал сигналить и тем самым не опозорил еще и перед соседями, она сунула ножки в ботинки, крутанулась перед зеркалом оценивая вид, осталась довольна собой, схватила с вешалки короткую курточку, накинула не застегивая и вышла на улицу. Старым он ей не показался- иначе б и не заговорила вчера. “А вот есть ли в нем что-то козлиное, я узнаю сегодня.”-с усмешкой подумала она. Той части души, что просыпалась иногда и которую Анни давила в себе как слабость, было приятно его появление. -Назола!- сказала Анни, проходя мимо. Назола лишь открыл дверь. Анни пожала плечами и вернулась. Все же было немного любопытно. Она себя красавицей не считала, но и уродом тоже. Знакомились с ней не часто, а таким способом впервые. Это был хороший повод поднять себе самооценку, которая при ее гордыне была такой низкой, что девушка скрывала свои сомнения даже от близких подруг. “Привлекательной посчитал.-ухмыльнулась про себя она.-Вот мужичье пошло, глупое, голодное, разнесчастное. Совсем в девушках не разбираются. Или это внезапный гон?” На прошлой неделе одна из одноклассниц вышла замуж, хотя ничего из себя не представляла ни умом ни лицом. Зато жених еще как представлял. Полкласса- девочки- шипели от зависти и давились слюной. Анни усмехалась, высокомерно и презрительно посматривая на счастливицу, делая вид что совсем не понимает ни женскую подлость, ни мужскую слепоту. Эльм включил радио. Кто-то тошнотворно пел о разбитом сердце и выброшенной жизни. Выключил, сморщившись. -Спасибо.-сказала Анни. -А? -Ненавижу ширпотреб. -Я тоже. Никакой идеи, все о какой-то любви. -Муть в полосочку, а не музыка. Он засмеялся. -Что смешного?-обиженно спросила она. -Ничего-ничего. -Не знаешь слова “муть”? -Знаю. Но “чушь”, например, звучит лучше.- подсказал он. -Хрень. Мутата.-продолжила Анни. -В общем, как гэ не обзови, гэ оно и останется.-подытожил он. Спускаться до обсценной лексики ему не хотелось. И переключил на какую-то неизвестную станцию. Но и там ничего стоящего не было: кто-то вновь рвал глотку, выводя переделанную старинную балладу: “Я хочу быть любимой тобой.” -Сволочуги.-сказала девушка и он отрубил радио совсем. -Это какая-то навязчивая идея в последнее время. -Это когда весной гормоны в подчерепную полость лупят.-хихикнув сообщила Анни. Она затолкала в рот солидный пласт жвачки, от которой незнакомец безмолвно отказался. -Или кровь отливает от мозга не туда. Но это же просто чушь, если разобраться. Сейчас ведь не весна. -Ага. А во всем виноват, знаешь кто? -Кто? -Он.-с загадочным видом прошептала Анни, указывая назад. Как будто в машине был кто-то, кто мог их услышать. -Кто? Механический полицейский?- удивился Эльм. -Не-ет. Тот мухомор, плешь злостная. Бывший мэр. Угу.- и надула огромный пузырь. -Кто тебе такую чушь сказал? -Все знают. Это ж по его хотелочке в городе дома терпимости находятся. Ему ж денежку отстегивали. Он смолчал, не собираясь поддерживать эту тему. Все что девушка говорила, было правдой. Бывшего мэра додержали в городе уже так, из жалости, чтобы с позором не выгонять раньше осени. Анмир вспомнил, как уводили его длинными коридорами Центра изучения головного мозга, куда он был принудительно госпитализирован в связи с распространившимися слухами о его болезни, и где был арестован по приказанию совета четырнадцати. Анмир увидел упирающегося высокого старика, одержимого преступной любовью к юноше- странной, загадочной болезнью, а по мнению Анмира, так просто редкостной мерзости извращением. Эльм даже не смеялся от радости- старик был просто нездоров. Его следовало бы не везти под конвоем к правителям семи краев, а уничтожить как биологическую ошибку. Но кто бы послушался молодого советника? Бывший мэр искал глазами того, кто мог бы ему помочь. Солдаты пихали его в спину, перебрасываясь шуточками, коих не позволили бы себе, будь Салливан мэром. Над развенчанным королем глумились грязно и безжалостно. Встретившись случайно со взглядом Анмира, он побледнел- те кто не были знакомы с Эльмом близко, порою чувствовали его властолюбивую и бескомпромиссную природу. Разумеется тогда лишь, когда этот задумчиво-печальный, почти архангельской внешности парень не был погружен в свои разработки. Отвернувшись презрительно от павшего, Эльм ощутил что наступает время, когда выскользнувший из ослабевшей руки меч необходимо поднять. И сделать это как можно скорее. Или потом кто-нибудь более хитрый и менее ленивый, чем этот бородатый развратник, сделает из Маноры вотчину. Вечером того же дня Анмир написал дружеское письмо с ничего не значащими сочувствиями и разостлал родным Салливана и кое-кому из советников, находившихся с помешанным в приятельских отношениях. -Согласись, что идея хороша.- пробормотал он, переключая скорость. Девушка углубилась в какие-то странные рассуждения, в которых порицала уличную любовь и расчет в частности. -Впринципе любовь не может стоить больше идеи. Если два человека, разумеется равноценно умных, не имеют общей цели, общего пути или мысли их враждебны, им никогда не быть вместе.- сказала Анни. -Но ведь один может убедить другого. -Убеждай. Но лично я, например, ради мыслей могу пожертвовать самым дорогим.- заявила Анни. -Тебе нечем и незачем жертвовать.-сказал он. -А если я полюблю того, с кем мне нельзя будет жениться?-спросила она. Это была смелая мысль. Уже три года как никто не женился, не получив на то разрешение в Центре изучения наследственных болезней. Те, кому жениться не разрешили, жили так. -Я не знаю, что это за слово такое, любовь, но по моему скромному мнению, это что-то сказочное и старое, никогда не существовавшее или изжившее себя за ненадобностью.- сказал он, опять вспомнив трясущегося в крепких солдатских руках Салливана. Как омерзительно выглядел потерявший уважение старик! -Ты глуп как дикари!- заявила Анни.-Чем ты вообще занимаешься с такими идеями в голове? Он поморщился, но решил не реагировать на грубость- девчонка совсем, что с нее взять? -Да так, имплантантами занимаюсь.- сказал он. Это было частью правды. -Доктор что ль? -Именно. -Неплохое занятие.- смягчившись сказала Анни.-Все же лучше, чем управляющий завода синтетических колбасок. Он фыркнул, развеселившись сравнению. -А ты гуляла с управляющим завода синтетических колбас?- спросил он. -Ни в жисть! Он толстенький- у него пузо до колена и изо рта воняет гнилыми зубами. Такие опята внизу торчат. А сверху искусственные, блестящие.-рассказала Анни.-И он всех молодых девок за ляжки щиплет. Он к нам в школу приходил, вооть.- объясняла она.-Рассказывал, чего-то рассказывал, пытался найти себе...- и она смущенно фыркнула.-Извини, это страшная пошлость. -Продолжай, это интересно. -Угу. Страшный хрыч. Абсолютно неприятный. Говорил, что вербует к нему на фабрику работать, тех кому после школы делать нечего, а сам глазами по нам елозил, сволочундра. Я вообще старых боюсь и ненавижу. -И меня? -Не-е. Ты не такой старый, чтоб тебя бояться. Но ты конечно не мой ровесник. -Благодарю.- сдержанно рассмеялся Эльм. Дул ветер. Шуршал гравием, сбивал шапки с прохожих. Осень не желала быть продолжением лета. Полил какой-то вымороченный дождь. Аэрокар ехал по усеянным мусором, выстланным брусчаткой узким улицам. Улицы те ощерились страшными домами с острыми крышами, укрытыми старинной жестью, длинными шпилями и пальцами башенок, в которых верно еще жил домовой дух. Улицы обхватили половину неба. Дома то обступали их, то открывались вдруг, где-нибудь, в неведомом идущему, непредсказуемом месте, или появлялся крошечный переулок, который вполне мог оканчиваться тупиком. Анни знала все секреты Маноры. И сердце ее вздрагивало,