Мы долго сидели в тишине пустой комнаты. Я поглядывала на погрузившуюся в себя старуху и потом решилась спросить:
— Почему вы так безоговорочно верите? И недели нет, как приняли в стаю, и даже не собираетесь требовать доказательств страшного обвинения одной из глав кланов, самой Алекс. Она ваша по крови, волчица, с рождения своя, а вы верите мне?
— Верю. Твоя реакция в тот вечер была неподдельной, а Алекс, как вы уехали, была сама не в себе. Напугана, хоть и пыталась скрыть, жутко напугана…
Вид почерневшей и высохшей Хельги исчез. Она встряхнулась, и кивнула на выход из комнаты:
— Идем есть.
Никакие двери закрыты не были, и входная тоже. Хельга в другой пустой комнате с овальным столом и четырьмя стульями, нажала кнопочку на каком-то стационарном приборе и села ждать. Через десять минут появились три стюарда с ресторанными тележками, сервировали на две персоны и расставили блюда. Старуха не открывала им, не заказывала, что именно принести — хранила гробовое молчание, и ели мы тоже так.
Вкусная еда и простая — отварное мясо, отварная фасоль, свежие овощи. Я не болтала, решив, что и так нарушаю привычный порядок старухи — живет как в голой пещере, окруженная тишиной визуальной и звуковой. Вряд ли дом знал много гостей. Ела и думала, что мне дальше здесь делать?
После обеда пришлось опять сидеть на диване в зале…
Мне казалось, что скука убьет. Просто пытка быть в четырех стенах, где и глазу не за что зацепиться, и с одиннадцати утра до шести вечера я успела превратиться в зомби не хуже тех, которых создавала Злата. Хельга запретила все, пресекла даже попытку позаниматься физическими упражнениями, какими платье позволяло. Испытание! Старуха сама, впав в медитативное состояние, не понимала, насколько трудно молодому телу в энергии находиться в покое днем. Я и так давно не бегала, и не прыгала, не грела мышцы, только и знала, что просиживала офисный стул, сиденье авто и прочие кресла на собраниях — а мне хотелось действий! И мозг кипел в изоляции.
Глава двадцатая
Лёна зашла бесшумно. Она как-то сразу вся выросла в дверном проеме, прошла через залу и присела на одно колено возле Хельги. И я опять поразилась — ее грации и ее переменам во внешности. Девушка походила по пластике на огромного гепарда, настолько гармонично двигалось тело, габаритное, плоское, с длинными руками и ногами — потрясающе красиво! А голова без волос — только белесый ежик. Одета во все мужское, даже туфли, но при повторном взгляде догадалась что это скорее всего для маскировки на кладбище.
— Госпожа Один… я предана вам и роду. Вы в праве наказать меня, но я не преступила ни один из законов и ни одного из правил.
— Это правда. Кто бы еще додумался запрещать умирать… Но ты обманула!
— Нет. Всем сердцем желала смерти…
— Поздоровайся для начала.
— Здравствуйте, госпожа Один.
Хельга сидела в кресле за пустым столом залы, а я в уголке дивана. Вся в черном, далеко не блондинка и кожа не сливочная, не заметить нельзя — но Лёна, как появилась, даже глазами не повела в мою сторону.
— И за волосы не оттаскать. А поприветствовать невестку?
— Здравствуйте, госпожа Нольд.
Я заметила, как напряглись шея и желваки девушки. Лицо она отвернула, но краем увидела всю реакцию — тяжелая челюсть стала еще тяжелее. Как опасалась ревности, так и получила — Лёна заранее меня невзлюбила.
— А теперь объясняй, — жестко приказала старуха, — почему обещала матери выйти замуж за выбранного ей человека? Ты, всегда своевольная и дерзкая, я думала, что в тебе достанет духа выйти за того, какого полюбишь, а не по приказу, как большинство бесхребетных волчиц!
— Можно с глазу на глаз?
— Нет. И не смей подниматься, я еще не решила — прощать тебя или нет.
Лёна шевельнулась, а Хельга пресекла попытку сменить положение. Девушка ниже склонила голову, но и в такой смиренной позе умудрялась возвышаться. Голос стал глуше:
— Два года назад я отдалась мужчине. Мать в поместье обустраивала фонтан, наняла столичных рабочих, и один из них мне понравился. Взаимно. Мать застукала… прогнала и его, и всех остальных потом…
Замолчала, и я подумала, что это и есть то преступление, из-за которого Алекс прижала дочь — нельзя до совершеннолетия, или нельзя без брака. Но Хельга, не выдержав долгой паузы, сухо цыкнула:
— И что с того? Возраст согласия и твой выбор.
— За три дня до этого приезжал Нольд, навестить меня.
Не поняла почему после этой фразы старуха опять начала чернеть и сжиматься. У нее раздулись ноздри и зазмеились стиснутые губы. А Лёна совсем тихо продолжила:
— Мать обещала… если ослушаюсь, расскажет всем, что застала с ним. И Нольда казнят. Ей поверят, а мне и ему — нет… все знают, что мы близки с самого детства! А она обернет нашу семейную привязанность и дружбу в инцест!
Хельга вскочила и взревела! Самым горлом из нутра, и у меня волосы встали дыбом от крика. Тело само собой задрожало животным ужасом, я вжалась в диван и протряслась так, будто в двух метрах не старая и высохшая женщина, а лютая медведица! Даже не волчица!
Великий Морс… была уверена, что после убитых детей и так ненавижу глыбу-мать на пределе возможного, а теперь поняла, что это был совсем не край. В сердце вспыхнули испепеляющие чувства — гадливости, омерзения и злобы! Я бы тоже рычала, если бы не свело челюсти.
Девушка уже не говорила, а всхлипывала:
— Она сказала, что будет только рада… всю жизнь мечтала убить выродка, а теперь в любой момент может сделать это руками нашего же закона. Ослушаюсь — исполню ее мечту. Меня только на потерянную невинность проверить, и все доказано.
Синие глаза полыхали и изливались свечением. Хельга сжимала кулаки, глубоко дышала и скалилась желтыми зубами в пустоту — не обращенная ни ко мне, ни к понурой Лёне, а к далекой и недосягаемой Алекс Нольд. С очередным выдохом, убавила черноты, а как только опустила глаза на светлый затылок, почти спокойно сказала:
— Я не буду тебя прощать, потому что не за что. Встань, девочка, дай мне тебя обнять. — Обняла, ласково погладила по плечам. — Почему сразу ко мне не обратилась? Почему Нольду не рассказала о шантаже?
Великорослая девушка, выглядящая на десять лет старше себя, только беспомощно понурилась.
— Голодна? Идем ужинать.
— Нет. Не хочу.
— Это приказ. Сожрать кусок мяса — лучшее средство от нервов и для прилива сил. Ева, ты тоже.
Ярость осела сама по себе, и мысль о бесчеловечной женщине ушла на время на задний план — все равно не достать, и не мне думать о том, как наказывать. Прислушавшись к внутреннему, поняла — к Алекс нет точечной ненависти за конкретные преступления, я ненавижу ее глобально, как порождение зла, как черную душу — такую же, как у Валери Вальд. Это их клан убийц и ублюдков, они сородичи друг другу, стая нелюдей! И это война род на род, жизни против смерти…
Лёна утерла щеки, сняла пиджак, оставшись в плотной мужской рубашке под горло, и пошла, как велено, в столовую. Я тоже. Взглядом девушка со мной старательно не пересекалась, и даже в целом, как на объект, не смотрела — я рядом будто источник не черного, а яркого-белого, на которое невозможно повернуть головы. Ослепляющее пятно.
Сели за убранный стол, Хельга нажала кнопку как утром и стали молча ждать. Неуютная церемония. Неужели старухе вот так жить нравится? Обслуга в три человека, выхолощенная квартира в целый этаж, и неизвестно что в бесконечно дальних комнатах. Пустота такая, что только эхо гуляет, и телу зябко.
— Поела?
Я посмотрела на Лёну, которая ковырялась в тарелке без аппетита, но, оказывается, Хельга спросила только меня.
— Да.
— Пойдешь со мной. А ты, девочка, отдыхай и жди здесь. Без возражений.
Мне всегда было неуютно находиться при ком-то, без ничего — ни сумки с собой, ни телефона, ни карточек. Глупая зависимость «голого» и невозможность по своей воле взять и уйти. По крайней мере уйти с комфортом, а не с целью протопать пешком пятнадцать километров по столичным улицам без денег и связи, и без ключей от дома.