Старуха повела не в гараж, а на улицу. И к моему изумлению через пять минут пути свернула к знакомому зданию, на домофоне набрала код, а в лифте нажала кнопку этажа «22».
— Вы знакомы с Парисом?
— Глупый вопрос. Ты же видишь, что едем к нему — зачем спрашиваешь?
Рот лишний раз не открывай, пока старшие говорить будут. Поняла меня?
Парис встретил с порога лифта, как и в прошлый раз — по-простому одетый, непримечательный, столкнуться на улице, за богача не принять. Поза недовольная и голос тоже:
— Я гостей не ждал. Ни тебя, ни ее.
— Чай будет?
— Пошла вон, старая псина. Твои шавки войну объявили, а ты из себя светскую даму строишь?
Я как стояла у стенки кабинки, так и вросла в пол, а Хельга попыталась пройти. На то, что хозяин загородил вход, и «псиной» обозвал, огрызнулась и ущипнула того за кадык:
— А кто виноват? Это ты не научил ребенка нас отличать, или она перестала тебя слушаться? Не старайся, без глотка кипятка ты все равно не сможешь говорить — иди готовь чай.
Парис и в самом деле только сглатывал и надувался от немой ярости. Указал пальцем на проем одной из комнат, а сам ушел в другую. Я молчала. Самой казалось, что взорвет изнутри, и я не выдержу. Но прошла, смиренно села подальше от Хельги, на узкое кресло в углу, собираясь не мешать разговору «старших».
— Зачем ее приперла?
Поставив на столик кружку перед старухой, отпил из своей сам — судя по сипу, не первый глоток, спазм снял.
— А Еве чай не предложишь?
Парис посмотрел на меня, и я поспешно замотала головой, отказываясь. Хельга заглянула в свою кружку и принюхалась:
— Не плюнул, надо же… и чай хороший. Ты весь такой, подача отвратная, а содержание стоящее.
— Просила — пей, сука.
— Спасибо. Ничего больше сказать не хочешь? — Парис смолчал, а Хельга полуобернулась на меня. — Он, конечно, злой и глубоко разочарованный в детях, но только не в тебе, солнышко. Познакомься со своим папой, Ева. Что вся застыла? Не веришь в то, что я говорю?
Старуха внезапно схватила стоящего рядом Париса за руку и вгрызлась в предплечье. Я подскочила на сидушке, и он, зашипев, чуть ли не двинул ей в лицо. Заметно сдержался, но рывком стряхнул и выругался:
— Фу! Вот же дрянь! В следующий раз я тебе точно зубы выбью!
— Горький по-прежнему. — Та улыбнулась кровавой улыбкой и отпила чай, прополаскивая рот и облизывая губы. — Но ведь Ева без доказательств не поверит, что ты некромант. Укус — минутный дискомфорт, не больше.
Рана затягивалась быстрее — секунды, и на коже остались разводы от капель крови.
— Ну и зачем тебе это нужно, Хельга? Только напугала паршивку.
— Пора признаться, что наш план сработал не так, как нам того хотелось. Мы породнились, но не прямыми потомками. Дедушкой тебя сделает не Злата, а Ева. Приглядись.
— Врешь.
Я всем телом вжалась в кресло, застыв как парализованная, а Парис подошел и вдавил ладонь в грудину. Я не могла вдохнуть как от шока, так и от жуткого пресса — сердце билось туго, с сопротивлением, будто вот-вот выпрыгнет из ребер, как рыбка из сжимающегося аквариума…
Хватит с меня! Хватит! Великий Морс!
Шок растворился быстрее, чем тот же укус зарос на руке псевдо-Париса, я вскинула ноги, уперев их тому в живот и оттолкнула со всей силы.
— А ну не трогай меня! Прародитель!
И плюнула. Попала на воротник рубашки и поморщилась, что не в лицо, как хотела.
— Злая какая, и недовольная. Где же ваше хваленое почтение, жалкие отпрыски?
Вместо ответа, которого он не просил, выругалась — не постеснявшись послать подальше. Посмеют со мной что сделать, я буду драться! Чего бы ни хотели, какие бы свои селекционные планы не строили — но ребенок только мой и Нольда, и никто больше не смеет на него покушаться — хоть с благими намерениями, хоть с корыстными или тщеславными. Волчонка-некроманта великие «пра» не получат!
— Куда бесишься? — Спросила Хельга равнодушно. — Думала, ты будешь рада воссоединению семьи.
— Рано ты ее притащила. Но прогресс есть, и заметный. Сначала от паршикви не пахло вырождением, а я ждал, что унюхаю… теперь даже солнечная, и греет. Иди отсюда, Ева. Хватит пялиться. Тебя никто не держит, а с сукой у нас будет свой разговор. Ты не нужна.
Я не знаю, куда он меня выгнал — из комнаты или вообще. Не собиралась проверять точность приказа и пошла на выход, стараясь держать мнимое спокойствие. Добралась до лифта, спустилась, а потом побежала до дома Хельги. И, попытав счастья, сначала набрала домофон. Но Лёна на него не ответила. Старуха замок так и не активировала, поэтому на лифте свободно поднялась, свободно вошла и разыскала девушку на том же месте — за столом. Та послушно даже не пересела никуда. И съела все.
— Идешь со мной?
— Хельга…
— Лично мне она не указ. А ты решай: останешься — оставайся, нет, так пошли. Или тебя накажут?
Лёна всего пару секунд думала:
— Нет. По идее надо мной сначала мать, потом ты, и только потом женщины Один по старшинству. Если приказываешь…
Я вспыхнула от нервов:
— Так мне приказать или как? Намекни уж! Сама чего хочешь?
Девушка схватила пиджак и слетела со стула.
Балетки удобно, а платье нет. Еще и юбка почти до пят, не разлетайка, задрала ее до колена, почти бежала — а за шагом Лёны, один на метр, едва поспевала.
— У тебя с собой что есть?
— Карточка с небольшой суммой. Телефон, Нольд сегодня дал. А чего мы сдернули?
— Давай сначала тихое местечко найдем. Не туда, — туда.
И махнула в улочку между двумя высотками слева. Не хотела через открытый выезд, и все тут. Как прежняя шкура проснулась, хотя понимала, что даже если старшие рода с благими целями решат нас остановить, задержат мягко, позвонят на пост охране района или вышлют служащих, — вреда не будет. По-настоящему они не враги. А бежать хотелось, как от настоящих.
Я еще в первую разведку помнила, что здесь точно можно махнуть на площадку отдыха с фонтанами, на ней стоят рядком крытые полустеклянные беседки, а вот с их крыш уже на забор — и там, скорее всего не улица, а подводка инфраструктуры района… но уже почти воля!
— Проклятое платье. До трусов задрать все придется…
— Цепляйся.
Заявила Лёна и подставила спину. Я, ухватившись за шею руками, взмыла, будто на гигантской кошке — рывками через препятствия.
Глава двадцать первая
Злату нужно найти.
Телефон был, и Нольда набрать всегда успеется, а пока мы, как два персонажа смешного фильма, катали по столице — она вся светлая, лысая и громадная, и я рядом — маленькая моль в трауре. Небольшой суммы на карточке хватило на такси к тому адресу, где Лёна проснулась — без волос и одежды. Злата купила ей, что смогла — на такой рост легче всего было найти мужское. Я про конспирацию думала, а все оказалось прозаичнее.
— Златовласка сказала, что нормальные документы и деньги будут через неделю, а там ее отец устроит проезд и жилье где-то на западе, далеко. Первое время всех поддерживают, не я одна такая. Люди из жизни уходили на чистый лист — для всех умерли, свобода, никого не тянуло возвращаться к родне и прошлому.
— Ты бы уехала?
— Да, если бы не брат. Может, переждала бы с год, а потом его выцепила тайком. У меня ситуация другая.
«Отец устроит»… — пока добирались, думала над всеми открытиями. Вот он — Великий Морс, собственной персоной! Не нравились мне во всей истории темные пятна и хотелось забрать девочку под защиту, пока все не ясно.
В квартирке никого не было.
— Найдем.
Лёна обнадежила, блеснула голубыми глазами и шевельнула ноздрями. А через пару минут, выйдя на крышу здания, я увидела на воздуховоде маленькую фигурку некромантки. Она сидела и смотрела на город.
— Злата…
Девушка резко, как зашуганный зверек, обернулась — нареваная, опухшая, — самый несчастный на свете ребенок.