— Не надо. У нас девичник. Просто выть хочется от всего…
— Хочется — вой. — Серьезно ответил Нольд. — Я сейчас на воздух выберусь, тоже взвою. Давно копил.
Слезы у меня все-таки полезли. Пока носом не хлюпнула, улыбнулась прямо в трубку и попрощалась:
— Ждем утром.
Глава двадцать вторая
В бункере не особо было понятно — насколько рано, окон нет. Диван по-королевски никто в одиночку занимать не хотел, даже Злата заартачилась. Мы стянули покрывало вниз, свернутую постель Вилли не потревожили, и устроились дикарками на полу — две некромантки под боками полузверя. Лёна, как вытянулась, половиной тела без покрывала лежала, но ей было все равно, даже не мерзла. Это мы об нее, горячую, грелись, приобняв и устроившись головами на плечах.
Я проснулась, когда это плечо шевельнулось. Лёна первая чутко среагировала на поворот ключа в механическом замке, и вся напряглась. В приоткрытом проеме нарисовалась фигура Вилли, и меня это так успокоило, что я опять закрыла глаза и едва не вырубилась спать дальше.
Опять открыла глаза и увидела, что за Вилли объявился и Троица. Значит, утро! И Нольд тоже приехал!
На ночь оставили гореть лампу на столе у мониторов, чтобы, если кому в туалет, не убиться ни о что. Вилли верхний свет не зажег, отошел бочком в сторону и обалдело замер, глядя на нас.
— Вот это сокровищница.
— Привет, хозяин.
— Привет.
Злата проснулась и тут же вскочила с места, кинувшись в раскрытые объятия старика:
— Папа! Прости меня, пожалуйста…
— Золотинка моя, солнышко, как я рад, что с тобой все хорошо.
Троица счастливо и бережно обнял девочку, стал гладить по волосам и его треугольные глаза превратились в щелочки. Весь заморщинился и радостью, и облегчением — что лично его сокровище здесь, и, наконец-то вернулось.
— Пожалуйста… простишь? Я так скучала… устала… я домой хочу.
— Я сердился и очень переживал. Но виниться не надо, ты же у меня взрослая и самостоятельная, просто… — Троица нервно передохнул. — Не сбегай насовсем. Я тебя больше жизни люблю, доченька…
Никакой Великий Пра-Отец, каким бы мудрым учителем ни был, каким бы единым по крови некромантом тоже, не заменит Злате ее папы. Никакое наставничество не перебьет безусловной и простой любви, пусть не родного и обычного, родителя к ребенку.
Я лениво встала, и Лёна поднялась на ноги. Вилли совсем распахнул глаза в восторге:
— Обалдеть можно…
— Ты тоже красивый, и в одежде, и без.
— А? А… да, спасибо!
Сначала я услышала голос Нольда, а потом и его самого увидела — он задержался, и только теперь зашел:
— Вилли, не вздумай затащить Лёну к своему Фортену. Убью на месте, если только заикнешься про какую-нибудь «творческую фотосессию». Понял?
— Не командуй, — рыкнула девушка, — я сама решу.
И тут же обняла Нольда. Никогда не могла представить, что при его росте и крепости он хоть на миг покажется таким… не крупным. Одна я в стороне осталась, — развела руками, подмигнув Вилли. А он подмигнул мне в ответ.
Лёна, отпустив брата, не дала ко мне подойти. Загородила вдруг, выставив ладонь:
— Успеешь. — Развернулась, наклонилась и едва слышно произнесла мне на ухо: — О моем южанине молчи. А о том, чем мать шантажировала, тем более. Я сама найду время все рассказать.
— Хорошо.
Хмыкнула не строго:
— И Нольда не обижай, иначе съем.
— Хорошо.
— Ты не смотри, что тон мягкий, я не шучу…
— Да пусти уже!
Ее «не шучу» прозвучало еще веселее, чем предыдущая угроза, и я сама засмеялась. Юркнула под локтем и, наконец-то, смогла обнять Нольда в свою очередь. С прошлого утра на кладбище будто вечность прошла! Хотелось такую же вечность и на шее его провисеть, но Нольд, обняв крепко, быстро и отпустил:
— Поехали.
Вилли быстро покидал в большую сумку вещи, ноут и еще какую-то технику, и погасил лампу.
Я мечтала о душе, сменной одежде, нормальной еде, полноценной тренировке, чтобы до усталости в мышцах набегаться. И о моменте, когда с Нольдом можно будет остаться без всех, вдвоем, и обнять его так крепко и так надолго, как хочется!
Пока ехали, думала — готова ли я сейчас бросить все? Выполнить последнее — спасти из Инквиза Константа и Ивара, и забыть о войне с сектой, уйдя обратно в подполье более безопасной жизни, ведь я теперь не просто я — есть новая жизнь внутри. Аварии, травмы, психи вроде Серапиона, бешеная Валери с армией убийц, которые своих-то не жалеют… и с Нольдом еще ни разу нормально не поговорили с того вечера, как он узнал о беременности. Она все меняет. Он и так боялся, а теперь совсем покоя не станет — запрет на сто замков, лишь бы уберечь!
А я не хотела оставлять войну незавершенной. И будущий ребенок это желание только усилил — девочка должна появиться на свет в другом мире, где за ним не станет охотиться ни одна тварь! А кроме есть и еще почти угроза — сородичи. Хельга и Парис, им в голову не залезть и не узнать, какие у них великие планы на дитя некромантки и полузверя? Я украдкой положила руку себе на живот — там пока только искорка, и я готова поубивать всех, кто еще хоть раз меня пальцем тронет из наших «пра»!
— Куда мы едем? Учти, никто из нас жить в тюрьме не собирается, ни я, ни золотинка.
Лёна сидела впереди рядом с Нольдом и стала опасливо приглядываться к тому, что за окном — мы объезжали столицу по обводному шоссе и к центру никак не заворачивали.
— Вот стукнет вам обоим по восемнадцать, тогда и выпустим. А пока цыц. — Он улыбнулся. — Не волнуйся, все временно, пока разберемся от кого нужно прятаться, а от кого нет. От жизни не отрежем, снабдим телефонами и деньгами, но, если куда пойдете, предупреждать обязательно.
Я уже угадывала куда едем — к песочнику. Как и планировалось, чтобы Злата, если умеет, успела спасти.
Хана тепло обняла меня и приветливо кивнула всем, кого знала и кого нет.
— Проходите, я все приготовила, и две спальни, и завтрак, и прибраться получше успела.
— Девушки, тут пока и ночевать будете. — Объяснил Нольд. А мне дополнил: — Твоих подруг тоже изолировали. Вариту забрал Фортен…
И вовремя замолчал. Только теперь мне в голову стрельнула догадка, что та, кого Злата обозвала «лохудрой» — Элен! Кому еще это быть, если он привез ее в свой дом, всех прочих он «водил» на другую квартиру.
— Злата, здесь есть человек, и он умирает…
— Чувствую уже. — Перебила та. — Предсмертие сужается. В какой он комнате?
Хана показала на дверь. Троица пошел за дочерью, я и Нольд тоже на месте не остались.
— Он под лекарствами, спит.
— Привет, умирающий!
Мужчина открыл глаза. Не спал, но близко к тому — в полузабытьи от мощных обезболивающих.
— Не знаю кто ты, но раз друг, и я уже здесь…
Троица крякнул, и весь подался вперед, но девочка успела сделать то, что должна была. Обняла ладонями голову Аарона и поцеловала в губы. Крепко, по-настоящему чувственно, приоткрыв тому рот! Смотрелось диким, что Злата далеко не молодому и очень нездоровому дядьке прямо языком туда залезла, с придыханием и нежеланием отрываться! Мы все задеревенели от зрелища, Троица вообще был в ужасе больше всех!
— Доченька, что ты… зачем ты?..
Девушка отпустила песочника и выпрямилась, сияя золотыми глазами, чуть-чуть покривилась от неприятного вкуса, но все равно была равно заметно счастливая и довольная. Утерлась ладонью и спросила, как ни в чем ни бывало:
— Вам тело нужно для похорон?
Только Нольд отрицательно мотнул головой. А Злата, осмотревшись, взяла со столика пинцет и проткнула мужчину, как шарик. Он распылился прахом в то же мгновение. Простыня опала, кровать опустела, оставив только бинты и шины…
— Все, пошли есть. А ты, — она ткнула в меня пальчиком, — обещай не смеяться. Я не виновата, что это опять мужик! И я не виновата, что они все голые!
Она только это сказала, как на плечах обрисовались крупные руки духовного трупа. Хана, которая тоже успела заметить проявление, вскрикнула и вскинула ладони к лицу.