…Это было четырнадцать месяцев назад. И коли карта не врала, я теперь находился в самых что ни на есть ебенях, как, впрочем, и пророчествовал мудрый Фома. Предгорья Северного Урала. Если ад, вопреки устоявшемуся мнению, холоден, то я определённо стоял на его пороге. И сатана всё крепче прихватывал меня за яйца своей заиндевевшей лапой. Не спасали ни кисы с меховыми чулками поверх шерстяных штанов, ни кухлянка, ни толстенный свитер. Мороз пробирал настолько, что временами становилось трудно дышать, сердце билось через раз, и постоянно тянуло в страну сладких грёз, из которой уже не вернуться.
Всё же что ни говори, а человек – вещь хрупкая. Чего не скажешь о моём спутнике. Не знаю, чья в том заслуга – естественного отбора или горнила радиоактивной Москвы, откуда он родом, – но Красавчик оказался на редкость выносливой тварью. Признаться, беря его в поход, я и не рассчитывал, что малец выживет. Думал – не бросать же, раз уж притащил, пусть следом идёт, а там будет видно, от чего издохнет. Ан нет. Вместо капитуляции перед жестоким миром мой четвероногий друг вымахал до размеров приличной собаки, нагулял к зиме жира и оброс плотной шерстью, от чего сделался похож на большую уродливую бесхвостую росомаху. Весной бурая шуба сменилась привычной жиденькой порослью, через которую просвечивала кожа. А обильные харчи дали новый толчок росту массы и габаритов. Жрал зверёныш всё подряд – от грибов до человечины – с равным аппетитом. Ко второй своей зиме Красавчик был уже едва ли легче меня и напоминал теперь медвежонка. Страшного, с плоской рожей и огромной пастью.
Помимо незаурядных физических данных, животина вышел и умом. Говорят, интеллект годовалой собаки равен интеллекту двухлетнего ребёнка… Не знаю. По-моему, двухлетний ребёнок в сравнении со взрослой собакой – бестолковый кусок мяса, которому едва хватает мозгов не срать под себя. Красавчик же в свои полтора года был заметно умнее прочих хвостатых бестий. Если первое время с ним приходилось общаться, как с дауном, повторяя по сорок раз вязнущие в зубах команды, то сейчас это стало лишним. Мой лохматый товарищ быстро навострился распознавать обычную речь и с готовностью подчинялся приказам.
Пока шли обжитыми землями, Красавчика приходилось прятать, дабы не навлечь гнев скорой на расправу деревенщины. Если к моим жёлтым глазам эти ребята ещё проявляли терпимость, руководствуясь остатками разума и тягой к жизни, то мириться с присутствием возле себя неведомой тварины было бы выше их сил. И Красавчик ночевал в лесу, один, там, где я указывал. Утром приходишь – сидит, ждёт распоряжений. Удивительная скотина. Думаю, будь у него мозгов чуть побольше, вот совсем ещё немного, и мы могли бы свободно дискутировать о природе добра и зла.
Чем больше мы удалялись от тлеющих очагов цивилизации, преследуя неугомонного Ткача, тем меньше косых взглядов обращалось в нашу сторону. Странно. Казалось бы, что может испугать жителя, к примеру, Сарапула, имеющего под боком Ижевск со всеми его чудесными порождениями, и в то же время возбудить любопытство, начисто лишённое неприязни, у кочующих по краю земли оленеводов манси? Оказывается – практически всё. Непонимание рождает страх? У кого как. Если жить в страхе – да. Это такая штука, которая питает сама себя, разрастается и со временем вчистую пожирает разум. Незаменимая вещь в управлении толпой. Нужно только ухаживать за ней как следует, культивировать в массах. Запуганный человек склонен без раздумий отторгать всё новое в угоду хоть и дерьмовому, но знакомому и предсказуемому. Города – рассадники страха. Чем крупнее город, тем больше усилий приложено «отцами народа» ко взращиванию побегов тотального недоверия, злобы и нетерпимости. Это их скорлупа. И пусть внутри всё давно стухло, но снаружи ещё страшнее. А вонь… Что вонь? Не смертельно, потерпим.
Ткач – сразу видно – вырос в городе образцовом с этой точки зрения. Чёртов параноик. Я нагнал его на окраинах Казани спустя месяц после нашего драматического расставания в московском бомбоубежище. Фома хоть и говнился, пытаясь сбить цену, но ориентировки выдал. Благо соглядатаев у него предостаточно, от Владимира до Чебоксар. Это здорово сэкономило мне время. Но… Я облажался. До сих пор кулак чешется садануть себе в лоб, как вспомню. Он был у меня в руках. Не больше ста метров. Тишь да гладь. Угольник прицельной сетки лежит под тазобедренным суставом Ткача. Мне нужно всего три выстрела, чтобы сделать из него гуттаперчевую куклу, которая ответит на все-все вопросы, лишь бы поскорее сдохнуть. Аккуратно выбираю спуск своей пристрелянной ВСС, которая ни разу не подводила, и… Так бывает. Это невероятно, это бесит до нервного зуда, и ничего уже не исправишь. Я промахнулся. Ткач ушёл в казанские руины. Погоня длилась почти сутки. Но ничего, кроме нескольких растяжек, я так и не нашёл.