Мичурин, Хватов
Еда и патроны 4. Полведра студёной крови
Еда и патроны. Полведра студёной крови
Капли, падая на ледяной наст, прогрызали в нём алые червоточины.
Бредущий по белой пустыне человек остановился и медленно, стараясь не делать резких движений, лёг на спину.
- Всё. Хватит.
Забранная в меховую перчатку ладонь поднесла пригоршню снега к растрескавшимся обветренным губам. Капля, сорвавшись с края заиндевевшего рукава, упала на автомат. Серое от мороза воронение на секунду почернело, впитав тепло, и снова покрылось инеем вокруг красного примёрзшего к стали льда.
Человек сел, утёр бороду и, развязав рюкзак, провёл ладонью по гладкой холодной поверхности своего сокровища.
- Э-э. Врёшь. Врёшь, сука.
Он завязал рюкзак и, с трудом поднявшись на ноги, хохотнул. Но смех вышел натужным.
- Не для того я столько...
Морозный воздух, обложив горло, превратил слова в кашель.
- Дьявол...
Человек сплюнул, подобрал тяжеленный рюкзак и, шатаясь, побрёл дальше сквозь бесконечную снежную целину.
***
У меня всего два варианта - идти за ним или вернуться. Я выбрал первый. Почему? Ну, тут много причин: заказ, на который я подписался; подмоченный авторитет, который надо восстановить; профессиональная гордость, в конце концов; а ещё... Твою мать! Кого ты обманываешь, Кол? Всё это - полная херня. Плюнуть и растереть. Год! Дерьмовый год и два адски дерьмовых месяца я как хвост за кобылой, подметая сыплющееся говно, волочусь за этим ублюдком! Ради авторитета? Ради профессиональной гордости? Да ебись они конём! Будь дело только в них, я бы встретил зиму под уютным метром бетона своего арзамасского бункера, и топил бы досаду в самогоне. Всё лучше, чем яйца здесь морозить. Но нет. Я пойду дальше. За ней. Я знаю - она близко. Я хочу её! Хочу, как дитё конфету, как кобель течную суку, как торчок хочет дозу в свои чёрные вздувшиеся вены. Я. Хочу. Голову. Ткача. И я её заберу.
Глава 1
Фома был в бешенстве. Жирный обмудок скакал по келье и тряс святыми цацками так, что иконы в золотых окладах со стен падали. "Как ушёл?!" - орал он на всю крепость Святого Воина Великомученика Ильи Муромца, брызжа слюной. - "Куда ушёл?!". Понадобилось приложить немало усилий, чтобы вернуть разговор в конструктивное русло. После уверений в том, что от всей группы остался один Ткач, отец-настоятель немного успокоился, сел и начал снимать ногтями стружку со столешницы, убивая меня взглядом.
- Кол-Кол-Кол... - качал Фома головой. - Что ж ты, су...? Эх! - Хватил он кулаком по столу, и воззрился на меня, аки дьяк на голую девку. - Найди его. Верни то, что он унёс. Слышишь? Верни!
- А из-за чего, собственно, такой кипиш? Ты ведь знать не знал, что за груз. Или...?
- Не твоё собачье дело!!! - взорвался жирдяй, но быстро взял себя в руки, сел и, оправив бороду, нацелился в меня пальцем. - Просто верни то, что должен. Ага? Ты ж аванс взял? Так отрабатывай.
- Уговор был...
- Какой? Какой был уговор? - огрызнулся он, играя желваками. - Ты что мне тут дурочку теперь ломать собрался? Обосрал всё дело и в кусты? Нет-нет-нет. Мы уговорились, что кончишь всех шестерых и заберёшь груз. А ты что сделал? Нихера! Даже хуже, чем нихера. Раскрыл себя, Ткача спугнул. Вот теперь ищи-свищи его по ебеням!
- Ориентировочка, - достал я из-за пазухи мятый лист бумаги с карандашным портретом виновника торжества. - Можешь ещё таких организовать? Штук двадцать.
- Легко.
- И ещё мне понадобятся деньги. Много.
- Опять деньги, - поморщился Фома. - Ты аванс сначала уплоченный мною отработай.
- Я хочу получить расчёт.
Глаза настоятеля округлились, губы зашлёпали в беззвучном возмущении.
- Ну, знаешь...! - он утёр набежавшую на бороду слюну и фыркнул.
- Предстоят серьёзные расходы. Ткач - это тебе не шпана нашкодившая. Если он захочет лечь на дно, понадобится ооочень длинный багор, чтобы его поднять.
- Очумел?! Отдать тебе сорок золотых! С какого?!
- Фома, - я облокотился о стол и придвинулся ближе, так, чтобы моему упрямому нанимателю стал слышен шёпот, не доходящий до ушей охраны за дверью, - не знаю, что там унёс Ткач, но уверен - ты знаешь. И оно нужно тебе гораздо больше, чем сорок золотых. А если я ошибаюсь... Что ж, готов вернуть аванс, и ищи другого охотника.
Настоятель, выслушав, тоже подался вперёд и произнёс тихо, с полной всепрощения улыбкой:
- Вынуть бы тебе кишки, да затянуть вокруг шеи.
После чего, не сводя с меня взгляда, достал из ящика кошель и тот, с приятным звоном бухнулся на стол.
Это было четырнадцать месяцев назад. И коли карта не врала, я теперь находился в самых что ни наесть ебенях, как и пророчествовал мудрый Фома. Предгорья северного Урала. Если ад, вопреки устоявшемуся мнению, холоден, то я определённо стоял на его пороге. И Сатана всё крепче прихватывал меня за яйца своей заиндевевшей лапой. Не спасали ни кисы с меховыми чулками поверх шерстяных штанов, ни кухлянка, ни толстенный свитер. Мороз пробирал настолько, что временами становилось трудно дышать, сердце билось через раз, и постоянно тянуло в страну сладких грёз, из которой уже не вернуться.
Всё же, что ни говори, а человек - вещь хрупкая. Чего не скажешь о моём спутнике. Не знаю, чья в том заслуга - естественного отбора или горнила радиоактивной Москвы, откуда он родом - но Красавчик оказался на редкость выносливой тварью. Признаться, беря его в поход, я и не рассчитывал, что малец выживет. Думал - не бросать же, раз уж притащил, пусть следом идёт, а там будет видно, от чего издохнет. Ан нет. Вместо капитуляции перед жестоким миром мой четвероногий друг вымахал до размеров приличной собаки, нагулял к зиме жира и оброс плотной шерстью, от чего сделался похож на большую уродливую бесхвостую росомаху. Весной бурая шуба сменилась привычной жиденькой порослью, через которую просвечивала кожа. А обильные харчи дали новый толчок росту массы и габаритов. Жрал зверёныш всё подряд - от грибов до человечины - с равным аппетитом. Ко второй своей зиме Красавчик был уже едва ли легче меня и напоминал теперь медвежонка. Страшного, с плоской рожей и огромной пастью.
Помимо незаурядных физических данных, животина вышел и умом. Говорят, интеллект годовалой собаки равен интеллекту двухлетнего ребёнка... Не знаю. По-моему, двухлетний ребёнок в сравнении со взрослой собакой - бестолковый кусок мяса, которому едва хватает мозгов не срать под себя. Красавчик же в свои полтора года был заметно умнее хвостатых бестий. Если первое время с ним приходилось общаться как с дауном, повторяя по сорок раз вязнущие в зубах команды, то сейчас это стало лишним. Мой лохматый товарищ быстро навострился распознавать обычную речь и с готовностью подчинялся приказам.
Пока шли обжитыми землями, Красавчика приходилось прятать, дабы не навлечь гнев скорой на расправу деревенщины. Если к моим жёлтым глазам эти ребята ещё проявляли терпимость, руководствуясь остатками разума и тягой к жизни, то мириться с присутствием возле себя неведомой тварины было выше их сил. И Красавчик ночевал в лесу, один, там, где я указывал. Утром приходишь - сидит, ждёт распоряжений. Удивительная скотина. Думаю, будь у него мозгов чуть побольше, вот совсем ещё немного, и мы могли бы свободно дискутировать о природе добра и зла.
Чем больше мы удалялись от тлеющих очагов цивилизации, преследуя неугомонного Ткача, тем меньше косых взглядов обращалось в нашу сторону. Странно. Казалось бы, что может испугать жителя, к примеру, Сарапула, имеющего под боком Ижевск со всеми его чудесными порождениями, и в то же время возбудить любопытство, начисто лишённое неприязни, у кочующих по краю земли оленеводов манси? Оказывается - практически всё. Непонимание рождает страх? У кого как. Если жить в страхе - да. Это такая штука, которая питает сама себя, разрастается и со временем вчистую пожирает разум. Незаменимая вещь в управлении толпой. Нужно только ухаживать за ней как следует, культивировать в массах. Запуганный человек склонен без раздумий отторгать всё новое в угоду хоть и дерьмовому, но знакомому и предсказуемому. Города - рассадники страха. Чем крупнее город, тем больше усилий приложено "отцами народа" к взращиванию побегов тотального недоверия, злобы и нетерпимости. Это их скорлупа. И пусть внутри всё давно стухло, но снаружи ещё страшнее. А вонь... Что вонь? Не смертельно, потерпим.