Уже начало смеркаться, когда мы вышли к небольшой деревушке возле самого берега. Всё тоже, что и раньше - смерть и запустение. Но... с одним отличием.
- Проверь, - кивнул я в сторону избы, возле которой сушилась на стропилах сеть с лохмотьями свежего ила.
Красавчик подошёл ближе и, втянув носом воздух, глухо зарычал.
Я расстегнул кобуру и пошёл к крыльцу.
За дверью послышался кашель и звук льющейся воды.
- Хозяин, - постучал я в дверь, встав к стене. - Эй, есть там кто?
Все звуки тут же стихли. Казалось, обитатель дома и дышать перестал, настолько полная воцарилась тишина.
- Мне бы на постой. Я заплачу.
- Нет, - произнёс басовитый с хрипотцой голос.
"Нет"? И как спорить с подобными аргументами?
- Ладно. Будем честны друг с другом. Я ищу одного человека. Он ранен и наверняка попросил бы тебя о помощи, если б добрёл сюда. Так что, встречался тебе мой знакомый?
- Не встречался! - отрезали из-за двери. - Здесь только я.
- Что ж... Тогда пойду своей дорогой. После того, как осмотрю дом.
- Зачем это? - поинтересовался голос, дрогнув.
- На всякий случай. Вдруг ты что-то подзабыл.
- Ничего я не подзабывал! Проваливай! У меня ружьё!
Ого! Да наш малый не промах. Целое ружьё!
- Не дури. Просто дай мне осмотреть твою берлогу, и распрощаемся.
Я помотал кулаком, давая Красавчику знак постучать в дверь, а сам отошёл за угол, к окну, и, сунув кинжал между брёвен, приподнялся, так что через мутное стекло мне стал виден глядящий на дверь негостеприимный хозяин с двустволкой в подрагивающих руках.
- Пошёл к чёрту! Пока башку не отстрелил!
Красавчик тихонько поднялся на крыльцо и дважды стукнул, прежде чем в досках над его головой образовалась продолговатая дыра.
АПБ сухо затрещал, послав три пули в правую кисть агрессивного отшельника и в ствольную коробку.
Пришедшее в негодность ружьё с грохотом упало на пол. Незадачливый отстреливатель бошек взвизгнул и согнулся, прижимая к груди изувеченную руку.
- Дьявол! - вытащил я из щеки осколок разлетевшегося вдребезги стекла. - Видишь, что ты натворил? Живо снимай засов! Иначе спалю к ебене матери!
Хозяин, скрючившись и поскуливая, поковылял отпирать дверь.
- К стене, - указал я стволом, войдя. - Красавчик, следи за ним. Дёрнится - оторви левую руку.
Хозяин - высоченный сухой мужик с нечёсаными сальными патлами и чёрной бородой едва не до пояса - забился в угол и вперился полубезумными воспалёнными глазами в неведомую ему тварь.
- Будь объективен, - добавил я, видя, как верхняя губа Красавчика поползла к мочке носа в предвкушении скорого пиршества, и перевёл взгляд на бородатого отшельника. - Где? - в грязной заваленной хламом избе трудно было ступить, чтобы не опрокинуть заросшую прогорклым жиром миску или не разворошить кучу вонючего тряпья, - Оглох? Я должен сам найти, да? Это такая весёлая игра? Красавчик, откуси ему...
- Не надо! - вскрикнул бородач, оставаясь при этом совершенно неподвижен. - Он в подполе.
- О! Засунул раненого бедолагу в сырой холодный подпол? Да ты настоящая душка.
- Люк там, - опасливо мотнул головой бородач, видя мои бесплодные попытки отыскать крышку под слоем мусора.
- Открывай. Ну!
Он, не сводя глаз со своего безмолвного стража, отполз на жопе в сторону, и только оказавшись на некотором отдалении от Красавчика, решился медленно-медленно встать, после чего поднял крышку. Из дыры в полу дыхнуло затхлой сыростью.
- Эй! Ткач! - позвал я, стоя поодаль. - Живой? - тишина. - Он живой у тебя? - проконсультировался я с хозяином постоялого подпола.
Тот опустил глаза и помотал головой.
- Что?! Ткач! - снова крикнул я в темноту.
- Он уже мёртвый был, когда его к берегу прибило, - виновато промямлил бородач и поднял здоровую руку, будто защищаясь.
- Веди. Давай, пошёл вниз!
Мой мрачный проводник взял с притолоки лучину и, запалив, стал спускаться по скрипучей лестнице. Свет крохотного огонька заплясал на блестящих влагой стенах, отразился от множества стоящих рядами склянок, и остановился возле высокой бочки, мерцая на поржавевших ободах.
- Тут он, - зловеще прогудел в каменном мешке голос бородача.
- Покажи.
- Да смотреть-то особо не на что... Ладно-ладно, как хочешь.
Он снял крышку, и, пошарив, вынул из бочки голову.
От лица, покрытого солью, мало что осталось - глаз нет, на месте носа дыра, губы висят лоскутами. Волосы? Вроде похожи, но не уверен.
- Льдом, должно быть, перетёрло, - любезно пояснил бородач.
- Вещи при нём какие были?
- Да какие ж при утопленнике вещи? Лохмотья только.
- Где они?
- Там, - кивнул он вверх. - На растопку оставил.
- Показывай.
Бородатый долго копался в своём приданном и, наконец, извлёк на свет божий выцветшее, когда-то чёрное, судя по всему, тряпьё.
- Во, - продемонстрировал он находку, мрачный, как блядь в исповедальни.
- Что? Это же... - перетряхнул я лохмотья. - Ряса?
- Я ж говорю, он уже мёртвый прибился, - клятвенно приложил бородач к сердцу здоровую руку. - Что б я святого человека... Да ни в жизнь! Грех такой, - но, видя плохо скрываемую радость на моём лице, воспрял духом и даже изобразил под спутанными волосами подобие улыбки. - Так вы это... не приятели с ним, что ли? Не? Уф. А я уж было подумал...
- Напугал ты меня, леший, - бросил я лохмотья обратно в кучу. - Не друг он мне, нет. Похоже, Андрюшу кузнечихинского тебе река принесла.
- Кого? - вытаращил глазищи бородач, поймав на лету рясу и наматывая её на свою покалеченную клешню.
- Наплюй. Дальше по берегу ещё кто-нибудь живёт?
- Это... Только Пётр-охотник с братьями, километрах в десяти, перед излучиной. Не пропустишь. У них там видный двор, - добавил он, заговорщически прищурившись.
- Могли они друга моего приютить?
- А почему бы и не могли? Запросто, - осклабился бородач, демонстрируя неровные ряды гнилых зубов.
- Хм... Что ж, пойду, поспрошаю за товарища своего пропащего. Бывай.
- Ага. Сам не сгинь, падла, - прошептал "радушный" хозяин, прибывая в полной уверенности, что эти слова остались не услышаны.
Только я спустился с крыльца, как дорогу мне преградил вылетевший следом Красавчик и, глухо рыча, уставился полными возмущения глазами.
- Что тебе? Бобра мало? Ладно, давай, только быстрее.
На ночь остановились в лесу. Не люблю спать в чужих домах. Особенно если подпол забит человечиной, а ляжки хозяина перевариваются моим питомцем. Кто знает, какие друзья-товарищи могут заглянуть на огонёк. Был у меня как-то заказ на одного ростовщика из Коврова. Так, подработка мелкая. Никаких видимых сложностей. Ветхий старикан, держал ломбард в тихом переулке, куда каждый божий день ходил из своего дома в полсотни метров оттуда. Ни охраны, ни "крыши". Удивительно, как его до сих пор беда стороной обходила. Замочек, правда, на двери хитрый, ногтём не вскроешь. Ну, раз уж есть заказ, почему бы не испить от столь сладко журчащего золотого ручейка после безвременной кончины его хозяина. Так я рассудил и, отдохнув пару дней, наблюдая за трудовой деятельностью своего подопечного, следующим утром вошёл на его плечах в тот ломбардик. Старикан оказался сговорчивым, тут же передал мне на сохранение ружьишко из-под прилавка и открыл сейф. Не бог весть что, но приятно - сотка серебром, три червонца и коробка с залоговыми цацками, среди которых здоровенная такая золотая челюсть. Вот, значит, сижу я вместе с ростовщиком под стойкой, прикидываю, невольно, какого же размера должен быть едальник под такую хлеборезку, и тут входная дверь открывается. Ах, мать твою за ногу! Почему не запер?! Но сожалеть уже поздно. Почти над самой головой слышу трубное с лёгкой шепелявостью: "Яков. Ты где? Ну? Я долг принёс. Давай зубы!". И в решётку херак! Та аж заскрипела. Пихаю старика локтём и челюсть в руки сую, мол, верни клиенту, чтоб отъебался подобру-поздорову. Яков - паскуда - глядит на меня молча и скалится. Ну-ка, дескать, разрули теперь. А хер этот беззубый и не думает уходить, молотит в решётку, орёт: "Гони зубы! Эй! Подох что ли, наконец, жидяра пархатая?!". Что делать? Вынимаю АПБ, поднимаюсь и, не представившись, стреляю быку в голову. Но пуля - никогда не доверял этим скользким тварям - рикошетит от решётки и застревает в бычьей шее. Ещё три в грудь - без видимого эффекта, если не считать смену эмоционального состояния моего визави с раздражительного на дико бешеное. Очумевшее от ярости животное, не обращая внимания на очередные три пули, засевшие в плече и объёмистом брюхе, одним рывком выдирает решётку и бросается на меня. Больше двух метров ростом, под сто шестьдесят кило весом. АПБ летит в сторону. Нож! Бью в левый бок. Лезвие вязнет в сале, даже не коснувшись рёбер. Огромные лапищи хватают мою шею. В глазах резко темнеет. Режу по связкам. Захват чуть ослабевает. Бок, бок, шея! Кабан хрипит, истекает кровью, но продолжает идти к успеху - он уже сломал мне нос и пытается воткнуть свой палец в мою левую глазницу. Бью в подмышку и - слава провидению - цепляю нерв. Кабан визжит и корчится от боли. Голова, наконец, открыта. Клинок пробивает височную кость и скрывает в черепе по самую гарду. Всё. Лежу на полу под мёртвой тушей, и тут мне в лоб упирается ствол ружья. Пожалуй, так близко к смерти я ещё не бывал. Спасла случайность - то ли порох отсырел, то ли недокол капсуля. Второго шанса Якову не представилось. Но кто бы мог подумать, что ерундовое дело так обернётся. С тех пор я всегда руководствуюсь принципом - паранойя лучше геморроя.