Мы с Джеффри сошли на берег на часок-другой. Жители города представляли собой жалкое зрелище, особенно дети, которые собирались небольшими угрюмыми кучками на углу улиц, как делают только взрослые в более счастливых местах.
Вечером мы взяли курс на восток и два дня пробыли в море, прежде чем достичь Хайфы. Оба этих дня Джулиет пролежала с пневмонией, и я мало видел Джеффри.
Для организации спортивных турниров образовали комитет, совершенно бесполезным членом которого я вдруг оказался. Интересно было отметить, что, если англичане в целом рьяно брались за организацию состязаний, подсчет очков и судейство, к самим играм они были склонны относиться небрежно и легкомысленно. Однако другие нации, особенно скандинавы, отдавали все силы для достижения победы.
Вечером, на второй день спортивных игр, мы пришли в Хайфу. В последнее время это название упоминалось в газетах как место антиеврейских выступлений. Утром город выглядел совершенно мирным; в гавани не было больших кораблей, а моросящий дождь удерживал жителей в домах.
Помня свой неаполитанский опыт, я договорился посетить Назарет, Тиверию и гору Кармель с организованной группой. Сразу после завтрака я сошел на берег вместе с другими пассажирами «Звезды». На пристани нас ожидали машины. Меня усадили на переднее сиденье «бьюика», рядом с водителем с интеллигентным землистым лицом и одетым по-европейски. Большинство других шоферов были в фесках; у драгомана были огромные усы, торчавшие так, что концы их ясно виднелись со спины, как рога у бизона. Позже мы проехали мимо нескольких семей в арабских одеждах, которые вели за собой верблюдов. Они казались неуместными в этом пейзаже, поскольку, если не считать редкие группы кактусов по обочинам дороги, эти пурпурные холмы, затянутые пеленой мелкого дождика, изобилие евреев, серо-коричневые сосны, — все было как в каком-нибудь кишащим куропатками уголке шотландского нагорья.
Наш водитель был нервный и подавленный. Он беспрестанно курил «Лаки Страйк», прикуривая одну сигарету от другой. Закуривая новую сигарету, он снимал обе руки с руля, причем часто это происходило на перекрестках; он ехал очень быстро и скоро оторвался от остальных машин. Когда мы чудом избегали аварии, он свирепо смеялся. Он говорил на почти безупречном английском с американским акцентом. Рассказал, что не может ни есть, ни пить, когда куда-то выезжает; вместо этого курит; в прошлом месяце он возил господина из Германии в Багдад и обратно; после чего ему было плохо. Он не улыбался, разве что только на перекрестках или когда мы проносились по деревне и какая-нибудь мать с воплем бросалась вперед, чтобы успеть выхватить своего ребенка чуть ли не из-под колес. В такие моменты он жал на педаль газа и жадно подавался вперед на сиденье. Если ребенку удавалось благополучно избежать опасности, он в разочаровании легонько свистел сквозь зубы и возобновлял поток грустных, хотя и увлекательных историй. У этого человека не было, как он рассказал, ни веры ни в какого бога, ни дома, ни национальности. Сирота, он вырос в Нью-Йорке, где его приютил Комитет помощи Ближнему Востоку[34]; он не знал наверное, но предполагал, что его родители погибли во время армянской резни в Турции. Америка нравилась ему; там было много богатых людей, сказал он. После войны он пытался получить американское гражданство, но его вытурили из страны. У него были серьезные неприятности из-за каких-то «бумаг»; я не вполне понял каких. Его отправили колонизировать Палестину. В Палестине ему не понравилось, потому что там было так мало богатых. Евреев он ненавидел, поскольку они были бедней всех, поэтому он превратился в мусульманина. Ему можно было иметь дюжину жен, но он оставался неженатым. На женщин требуется время и деньги, а он хотел разбогатеть и жить, все время переезжая с места на место, пока не умрет. Может, если он станет очень богатым, ему позволят стать американским гражданином? Он не стал бы переселяться в Америку, но было бы приятно, когда будет путешествовать, говорить, что он американец: тогда все относились бы к нему с уважением. Он был однажды в Лондоне: хороший город, много богатых людей. И Париж тоже, много богатых. Нравится ли ему его теперешняя работа? А чем еще заниматься в этой вонючей Святой земле? Ближайшая его цель — это устроиться стюардом на корабль; не на какое-то вонючее корыто, а на такой, где полно богачей, как на «Полярной звезде».
34
Американский комитет помощи Ближнему Востоку, образован в 1918 г., впоследствии сменил название на Ближневосточный фонд.