Из моего дневника:
2 марта 1982 г.
Вчера начался пленум Совета по прикл. и науч. фант, л-ре СП на тему: «Борьба против ядерной опасности и моральные проблемы в НФ-литературе». Я, как член совета, был приглашен («Ваше присутствие на пленуме необходимо»). Поехал без особой охоты, ясно сознавая, что затеяна очередная говорильня. Кроме москвичей — членов совета были приезжие — Брандис, Снегов, Бугров, Колупаев, Чиченидзе, еще кто-то. Собралось человек около 50, считая наших ребят-семинаристов. Открыл пленум сам предсовета Алим Пшемахович Кешоков, человек, далекий от фантастики так же, как горы его Кабарды от Луны. Розовощекий, самодовольный, он прочел вступительное слово, и это было абсолютное пустословие, трескучая риторика. Затем его зам по НФ Парнов, в новом костюме-тройке, раздул усы и прочитал доклад (…) вполне квалифицированный и содержательный, но — странно: ничего почти не запомнилось, кроме вступления — о премьере американского телефильма «3-я мировая война», о чем, впрочем, я уже читал в газетах, — и нескольких цифр. Цифры эти впечатляющи. В США ежегодно выходит до 1400 н-ф книг. У нас вышло в прошлом году 20. В Штатах 14 журналов НФ. Во всех западных странах они есть, даже в Китае уже целых два выходит. У нас ни одного. «Может быть, — сказал в конце доклада хитрый Парнов, — нам удастся сдвинуть этот вопрос (т. е. о журнале), основываясь на авторитете председателя совета тов. Кешокова». Я слегка обомлел, услышав это.
Затем выступали Гуревич, Снегов, который говорил об исчерпанности тем в НФ, и Аркадий Стругацкий, к-рый возразил Снегову (и верно, не темы исчерпаны, а сюжеты) и пылко говорил о том, что наши издательства в фантастике «ни черта не понимают», и лягнул «Мол. гвардию». А председательствующий А. Кулешов упрекнул Аркашу в «непарламентности» выражений и защитил любимую «Мол. гвардию», так много делающую «для ком. воспитания юношества»…
Биленкин хорошо выступил: вот цели фантастики, они значительны в нынешней идеологической борьбе; а вот средства: негде печататься, и не потому ли из фантастики уходят писатели, и это плохо, как если бы из национальной олимпийской сборной уходили лучшие игроки. Альтов уже лет 15 не пишет ф-ку; Войскунский «ушел в маринистику и, как мне говорили, написал отличный роман»; Гансовский ушел в драматургию и лишь иногда пишет н-ф рассказы; Стругацкие все больше сил и времени отдают кино; а что делать молодым? Вот — правильно. Но все равно, толку от правильных слов — никакого… Сотрясение воздуха, больше ничего — что бы мы ни говорили.
Вообще-то мне, может быть, следовало выступить, рассказать, почему я ушел из фантастики… О попытках переиздать «Экипаж „Меконга“» и об отказе Детгиза — о холодном отказе, к-рый получили мы, детгизовские авторы с 20-летним стажем («Эк. Мек.» вышел в 1962 г.)… Ну да черт с ними. Все равно ничего я не добьюсь. Жалко, конечно, уходить из жанра, в котором проработал почти четверть века… Хватит. Ухожу.
И ушел. В апреле 1981 года я закончил роман «Кронштадт» и начал его предлагать в журналы. Это оказалось очень непростым делом. Я как бы числился «по ведомству» фантастики, коей толстые журналы не занимались, и поэтому я для них был человеком с улицы. Правда, в ленинградскую «Звезду» мой роман рекомендовал Дудин (мы с ним поддерживали дружеские отношения), но там потребовали его, роман, сократить чуть ли не в два раза, а потом отказались печатать. Ничего не вышло и в «Октябре»: замредактора Вл. Жуков, как сообщила мне завотделом прозы Крючкова, прочел и сказал: «Здорово написано. Но объем!» Крючкова посоветовала отнести роман в «Знамя»: это ведь военный журнал. На прощанье сказала утешительные слова: «Он не пропадет, он патриотический и хорошо написан».
Между тем рукопись «Кронштадта» с весны 81 — го лежала в издательстве «Советский писатель». Там мне неожиданно повезло. Неспешно шла процедура рецензирования. Когда завредакцией Бархударян (он же Федор Колунцев) сказал, что рукопись отправили в Ленинград писателю Петру Капице, я приуныл: знал, что у Капицы жесткий характер, что он в войну тоже был на Балтике и поэтому судить будет пристрастно. «Он тебе наковыряет», — говорили мне друзья. А рецензия (ждать ее пришлось долго) оказалась сугубо положительная, начиналась словами: «Если бы автор издал этот роман в 40-е годы, то, видимо, был бы удостоен государственной премии». А кончалась словами: «Роман бесспорно надо включить в план и издать. Это будет заметный вклад в художественную литературу о Великой Отечественной войне». Писал Капица в рецензии, что по роману историки смогут изучать войну на Балтике… что роман «написан добротно, живым образным языком»…