Ганс предложил переписываться, чтобы держать нас в курсе новых методов лечения. Но я не откликнулся, не дал адреса. Глупо, ненормально, конечно, но… Такое было время: переписка с немцем из ФРГ привлекла бы внимание органов ГБ («Галины Борисовны», как прозвали их в кругу московской интеллигенции), и это могло повлечь за собой всякие неприятности — прежде всего сделало бы меня «невыездным». Утром мы вместе завтракали, а потом Ганс и Лора сели в синий «пежо», помахали нам рукой — «Alles Gute!» — и укатили в свой Саар.
Писатель Петер Куцка пригласил меня на заседание Рабочей комиссии по фантастике, которую он, Куцка, возглавлял. Я приехал в особняк Союза писателей на Байза-утца, 18. В зале сидело человек 15, Куцка представил меня и попросил надписать изданные в Венгрии книги — «Экипаж „Меконга“» и «Черный столб». Часа два длилась беседа, я отвечал на вопросы — о положении в советской фантастике, о деятельности нового совета и его председателя (венгры очень удивились, узнав, что председатель Кешоков никакого отношения к НФ не имеет). Мне не хотелось представлять отечественную фантастику в мрачном свете, но и врать, что у нас всё хорошо, тоже, конечно, не следовало. Вообще-то венгерские коллеги были в курсе наших дел. Разумеется, у них, у коллег, тоже были проблемы идеологического характера, но все же полегче, чем у нас. В сущности, они жили очень неплохо — без госкомиздатовских надзирателей, со своим журналом фантастики «Галактика». Открытый мной закон несообразности досаждал венгерским фантастам куда меньше, чем нашим. Динамичный Петер Куцка предложил подготовить и издать совместную книгу советской и венгерской фантастики. Вернувшись в Москву, я изложил эту идею на очередном заседании Совета по НФ, но ответного движения, конечно, не произошло. («Ну да, — сказал я, — у них Куцка, а у нас — Куценко».)
О нашей поездке в ГДР осенью 1977-го я уже упоминал.
Сложнее было с Чехословакией. Я знал, что и в Праге вышел «Экипаж „Меконга“». Его переводчик на чешский язык Иржи Таборский приезжал в Москву, побывал у нас дома и между прочим, после второй или третьей рюмки коньяку, спросил, почему мы не приезжаем в Чехословакию. Я ответил, что мне стыдно — после событий 1968 года. Иржи, помолчав немного, заметил: «Ну ты же не в танке приедешь».
Летом 1979-го мы с Лидой приехали в Чехословакию в первый раз. В Праге у нас был чудный гид — веселая болтливая Либуша, мы с ней подружились. Прага нас очаровала! Я и сейчас думаю, что это самый прекрасный город на белом свете. Мы полюбили сидеть на Староместской площади, у памятника магистру Яну Гусу, дышать воздухом ее многовековой истории. Мне нравилось в большой столовой самообслуживания на Пшикопе пробираться с подносом с едой, приговаривая: «Позор! Позор!», к столику, за которым сидела Лида. Иржи Таборский угощал нас превосходным моравским вином в старинной винарне, помнившей Гуситские войны. Иржи взял с нас слово, что мы приедем погостить у него. Он тогда редактировал журнал «Техника а веда млодежи», впоследствии перешел на радио. Спортивный, худощавый, по-чешски сдержанный и спокойный, он не был склонен к душевным разговорам-излияниям за выпивкой, но все же кое-что рассказал о неприятностях, обрушившихся на него после разгрома «Пражской весны». Мы хорошо понимали друг друга, и я ценил доверие, которое он нам оказывал.
По приглашению Иржи Таборского мы с Лидой в июле 1982-го второй раз приехали в Прагу.