Выбрать главу

У Адика заниматься можно, но — очень жарко: квартира Бабаевых на углу Балаханской и Базарной расположена над баней, у них пол, всегда теплый, мелко дрожит от мощного полыхания котлов под ним. Марка предлагает заниматься у него. И вот июньским солнечным утречком собираемся впятером (еще Леська Лейтман) в квартире Янилевских на улице Мустафа Субхи. Маркин отец, врач-хирург, снимает эту квартиру в частном доме в нагорном квартале, где живут азербайджанцы. Дом, типичный для старого Баку — одноэтажный, приземистый, с плоской, покрытой киром крышей, — стоит на косогоре. Три смежных комнаты смотрят зарешеченными окнами на щербатый тротуар, на ноги прохожих, а галерея, она же и кухня, выходит на внутренний дворик, по другую сторону которого, за деревьями, — хозяйская половина дома. Что тут хорошо — это прохлада.

Доктор на работе, и мы располагаемся в его кабинете, где по вечерам он принимает окрестных жителей. Тут несколько стульев, аптечка и столик для несложных операций — все белого цвета. По очереди читаем вслух Лидин конспект. Заглядываем в свои, но у Лиды все записано гораздо обстоятельнее, добросовестнее, да и почерк разборчивый. Скучная, утомительная наука эта история XX века. Войны, революции, международные отношения — еще куда ни шло, а вот съезды и конференции…

Очень скоро белый операционный стол перестает пустовать: не прекращая занятий, по очереди ложимся на него отдыхать. Полчаса полежал — уступи место следующему. Леську, склонного к нарушению уговора, приходится стаскивать со стола силой, схватив за руки и за ноги. Он отбивается. Кричит, упрямо морща лоб, что лежа лучше воспринимает историю. Толя, прежде чем улечься на стол, аккуратно вздергивает брюки. Адик лежит неспокойно: то очки поправит, то перевернется с боку на бок, то затеет спор по поводу какой-нибудь, как ему кажется, идейной ошибки.

— Тут неправильно, э! — восклицает он. — Государственная дума буржуазная, да? Значит, социал-демократы не должны участвовать. Первую же думу бойкотировали…

— Бойкотировали, потому что революция шла, — говорит Марка. — А когда реакция, надо участвовать в думе, потому что — трибуна.

— Да какая трибуна? — упорствует Адик. — Надо к новой революции, э, массы готовить, а не заседать с буржуями.

— Ты типичный «отзовист», — говорю я. — Вот в конспекте ясно написано, что «отзовисты» мешали собирать силы для нового революционного подъема…

— Сам ты «отзовист»!

«„Отзовисты“, — продолжаю читать Лидин конспект, — не понимали, что через думу большевики могут разоблачать политику царского правительства. В революционной борьбе надо было использовать не только нелегальные, но и легальные средства. А те, кто это путают, являются путаниками».

— Чего? Кто путает, тот кто?

— Кто путает, — повторяю, — тот является путаником.

Эта фраза из конспекта нам нравится. Надо же, как четко сформулировано! Мы смеемся, а Бабаев Адик переворачивается с боку на спину и вперяет глубокомысленный взгляд в беленый потолок.

Из галереи доносится звяканье тарелок, плывет запах жареного мяса: хлопотливая Александра Евсеевна готовит обед. Утомленные наукой, рассаживаемся в галерее за столом, покрытым зеленой клеенкой, и получаем по большой горячей котлете, обложенной зеленым луком и кружками поджаренных демьянок (так бакинцы называют баклажаны). Вкуснотища!

— Кушайте, кушайте, мальчики, — поощряет Александра Евсеевна наше усердие в еде. — Кому положить еще?

После чая устраиваем шахматную передышку. Мы с Маркой и Леськой блицуем на высадку, а Адик — неподкупный судия — стоит над играющими с линейкой в руке и строго следит, чтоб думали над ходом не больше трех секунд. Если превысишь лимит, то не взыщи — бац! — получишь линейкой по шее. Адик не щадит наших шей. Леська «джигалит»: кричит, что не превысил трех секунд, и пытается выхватить у Адика карающую линейку, но безуспешно. Отдохнув таким образом, благоухая луком, возвращаемся к истории — к походам Антанты, к съездам, к бесконечным козням оппозиций, которые неутомимому товарищу Сталину без конца приходится громить.

Экзамены сданы, окончена школа. Пугающе непривычна мысль, что никогда больше не придется спешить в это одноэтажное, с плоской крышей, здание на Физули угол Горького, не ворвешься в подъезд в тот момент, когда школьный сторож, благообразный Поликарп Васильевич, возвещает длинным звонком начало уроков. Никогда больше не сядешь за родную парту рядом с Вовкой Шегеряном, не сыграешь в пинг-понг с помощью геометрии Гурвица и Гангнуса или в «чаплаш-бол» (нашли как-то потерянную кем-то из первой смены тюбетейку-чаплашку и устроили на переменах игру — разбившись на две команды, перекидывались чаплашкой как мячом, гонялись за ней). Все! Кончен бал…