Перешеек был болотист, с непромерзлой землей, что мешало проводить слежку по следу, и мы, оставив его, сделали круг назад, в объезд к берегу озера. Ломая тонкий лед речки Рубикон, мы выбрались на сушу и напали на тигровый след, но убедились, что он ведет вновь на полуостров. Почему тигр повернул назад, мы понять не могли, а узнали об этом только позже.
След вел нас по болоту, заросшему высокими густыми камышами параллельно берегу озера, в направлении леска, в котором мы видели стаю ворон. Болото было полупромерзшим, лошади часто проваливались и порядок нашей слежки был нарушен – каждый из нас, постоянно завязая, выбирался куда попало. Я часто думал впоследствии, что напади на нас в этот момент тигр, дело бы кончилось трагедией. Помощи мы друг другу оказать не могли бы, а убить тигра в высоких камышах было почти невозможно.
Наконец, след вышел на заросшую густым орешником репу. Было уже два часа дня. Все порядком устали и проголодались, а до леска с воронами оставалось еще версты три.
Обыкновенно считается, что хорошо, когда люди, делая одно и то же дело, думают одинаково, но тут на проверку вышло не так. Мы почему-то все были уверены, что тигр скрывается именно в том леске, в котором мы видели ворон, а потому вели себя беспечно, повесили ружья за плечи и поехали не цепью, а гуськом. След продолжал идти по репке, густо заросшей средней величины орешником, с еще не опавшими листьями. Почему-то Платон ехал первым, я – вторым, Александр третьим, а последним – Турунтаев.
Проехав немного, я снял из-за спины свою любимую со связанным ложем бердану-однозарядку и положил ее перед собой на седло, как делал это всегда, когда надо было быть наготове к выстрелу. Лошади наши шли друг за другом на расстоянии сажени. Не успели мы проехать и ста шагов, как вдруг справа, на расстоянии четырех саженей, зашумели листья орешника и одновременно раздался рык нападающего тигра, рык, от которого, казалось, могла бы отлететь на стене штукатурка. На нас с Платоном, разинув пасть, прыжком летела ласточкой красавица-тигрица. Лошади, как будто загипнотизированные, встали, как вкопанные. На их глазах Платон поднял руку с нагайкой, чтобы стегнуть Звездача и отскочить.
Мысль работала молниеносно. Ружье у меня было в правой руке. Нужно соскочить на ноги за лошадь, взвести курок и тигр, долгожданный тигр, будет мой, ибо скрыться он не успеет, а лошадь, скрывающая меня, после первого момента испуга бросится удирать и не помешает.
Все последующее произошло, как во сне. Спрыгивая с лошади, я успел увидеть занесенную руку Платона, затем видел момент, когда тигр, поднявшись на задние лапы передними оперся на круп Звездача и через мгновенье схватил Платона за руку и стащил с лошади.
Я спрыгнул на землю, одновременно взведя курок. Я даже не заметил, как скрылись лошади. В нескольких шагах от меня на снегу катался какой-то клубок человека с тигром. Действие происходило на кромке площадки над небольшим оврагом.
В первый момент я не мог выстрелить, чтобы не убить человека, но в последующее мгновение тигр стал пятиться, т. к. тянул свою жертву к оврагу. Я так быстро соскочил и был готов к выстрелу, что тигр, схватив Платона зубами за руку, не успел хватить за другое место. Я вскинулся и на расстоянии трех шагов выстрелил тигру в бок.
Получив тяжело ранившую его пулю, тигр отпустил свою жертву, взглянул на меня и, круто повернувшись, бросился в овраг. Достав из патронташа патрон и зарядив вновь бердану, я вновь выстрелил по раненому тигру шагов на 30, в угон через овражек. Одновременно со мной выстрелил и мой брат Александр. Тигр с переломленным двумя пулями спинным хребтом упал и скатился на дно овражка. Он рычал и пытался подползти к нам, будучи от нас на расстоянии 20 шагов.
В этот момент Платон вскочил на ноги и закричал:
– Стреляйте, стреляйте его, ребятушки!..
Мы его успокоили, сказав, что тигр уже не сможет подняться к нам на бугорок, полюбовались немного на обезоруженного врага и добили его. В этот момент мы увидели в расстоянии 200 шагов наших лошадей, удиравших с поднятыми хвостами. Турунтаев также удирал от нас, но в другую сторону, и мы с трудом криками заставили его вернуться.
Грустную картину являл собой незадачливый Платон. От новой суконной поддевки остались только одни клочья. Вата лезла из всех дыр, а часть ее висела на орешнике. С головы до ног он был в снегу и крови. Его громадная борода была всклокочена, и клок ее, вместе с куском оторванной кожи, висел на подбородке. Над левой бровью зияла большая рваная рана. Такая же была и на затылке. Из правой руки и из других ран текла кровь. Рукавицы, шапка и винчестер были затоптаны в снегу. Платон уверял, что, лежа под тигром, он кричал «Спасите!», но за ревом тигра я ничего не слышал, ибо думал только об одном – о спасении своего спутника.