Когда у меня за плечами было уже два выпуска — по восемь человек в каждом, — меня повысили в должности — стал командиром звена. Спорилось и с преподавательской работой. Во всяком случае, новый начальник школы комбриг Богослов не раз отзывался о моей педагогической деятельности вполне уважительно. Слыл я большим авторитетом по этой части и в кругу инструкторов.
По вот однажды на летном поле нашего аэродрома приземлился самолет неизвестной мне конструкции. И, несмотря на все мои хваленые познания в области аэродинамики, ответить на нетерпеливые расспросы своих товарищей, что это, дескать, за птица прилетела к нам в гости, я так и не смог. Вместо меня на них ответил комбриг Богослов, когда, зарулив истребитель на стоянку, вылез из машины и подошел к нам.
— Что, хороша птичка? — усмехнулся он, оглядев наши недоуменные лица. — Вижу, не доводилось прежде встречаться? Впрочем, беда невелика. Не напоказ пригнал, работать на новом истребителе будем… — Комбриг ради солидности помолчал немного и внезапно повернулся всем корпусом в мою сторону: — А вам, Савицкий, предлагаю тщательно изучить инструкции по эксплуатации этого самолета. Мотор, конструктивные особенности, ну, словом, все как положено. Надо же кому-то начинать… Но учтите, зачеты буду принимать лично.
Комбриг ушел. А мы стояли и молча разглядывали новую машину. Поглядеть было на что. Истребитель производил внушительное впечатление. Наши Р-5 ему в подметки не годились… Крылья и фюзеляж у него были заметно короче, мощный лобастый мотор с кольцевым капотом, сравнительно большой киль — все придавало новой машине динамичный и слегка заносчивый бойцовский вид.
— Повезло тебе, Савицкий! — не без оттенка зависти сказал кто-то из инструкторов. — Облетывать такую машину — не работа, а чистое удовольствие!
Я в ответ лишь вздохнул да развел руками: что, дескать, тут скажешь, действительно повезло.
А за инструкции сел в тот же вечер. Изучил все назубок, до самой мельчайшей подробности.
Через три дня доложил начальнику школы:
— Товарищ комбриг, ваше приказание выполнено!
— Какое именно? — поинтересовался Богослов, то ли делал вид, то ли действительно позабыл о данном мне поручении. И добавил: — Что это вы взбудораженный какой-то, будто на собственную свадьбу опаздываете?
— Никак нет, не на свадьбу… — на секунду опешил я, но тут же взял себя в руки и четко доложил: — Прибыл сдавать зачеты по инструкции и по матчасти истребителя И-5!
Зачеты я в тот день сдал. А на другой, получив разрешение комбрига и дальше облетывать машину, уже вторично поднял ее в небо, чтобы без помех поглядеть, на что она способна. Она, а вместе с ней и я.
Истребитель пришелся по душе. По тем временам это была одна из лучших боевых машин, но самолет предназначался для личного пользования начальника школы, и у нас в Гумраке он простоял недолго. Чтобы продолжать летать на нем, мне приходилось совершать раз в неделю путешествия в Сталинград, на центральный аэродром. Добирался я туда либо на дрезине, либо прилетал на Р-5, а там уже пересаживался в кабину И-5. Хлопотно, конечно. Зато машиной вскоре овладел по-настоящему.
Пошли, как водится, разговоры. Дошли наконец и до начальника школы.
Вызвал как-то меня Богослов к себе и спрашивает:
— Летаешь?
— Согласно вашему распоряжению, товарищ комбриг!
— Освоил?
— Так точно, товарищ комбриг!
— Ну пойдем, погляжу…
Короче, выложил я в тот раз над аэродромом все свои «аргументы», которые успел накопить… Нет, лихачить я не лихачил — дурью умного не удивишь. Просто выжимал из боевой машины все, на что она способна, и, может, еще чуть-чуть сверх того… На то и истребитель, думалось тогда мне, чтобы рисковать в пределах разумного. Ведь если что, то именно на таких вот боевых машинах воевать придется…
Богослов сказал свое слово позже.
Немного спустя нас с инструктором Гориславским срочно вызвали к начальнику школы.
— Рапорта подавали? — спросил Богослов, едва мы переступили порог его кабинета. — Как прикажете вас понимать? Работать надоело? Или школа родная наскучила? Выкладывайте все как есть!
Мы с Гориславским выложили. Школу свою любим. Работой довольны. Если надо, готовы со всем усердием работать и впредь. А рапорта — шесть раз! — писали на имя начальника школы, считая, что истинное место военного летчика — в строевой части.
— Знаю, что шесть раз! — устало махнул рукой Богослов. — Выходит, засиделись без дела? А делать дело, прямо скажу, вы умеете. Потому и не отпускал прежде… Теперь вот по той же самой причине отпущу! Удивляетесь? А удивляться, между прочим, нечему. Получен приказ отправить в строевые части двух толковых инструкторов. Понимаете: именно толковых, а не каких-нибудь. От каких-нибудь всякий рад избавиться… Вот мы и решили с комиссаром школы послать вас. Если, конечно, не возражаете? Нет? Ну мы с комиссаром почему-то так и думали… А теперь к делу! Вакансий, так сказать, две. Требуются командир звена и командир отряда. Гориславского прошу задержаться. А вас, Савицкий, направляем командиром отряда. Служить будете в Киеве. Надеюсь, довольны?
— Так точно, товарищ комбриг, доволен! — козырнул я. А у самого даже сердце зашлось от радости: Киев! Надо же, Киев! Огромный город, столица республики, культурный, так сказать, центр… И я, не скрывая чувств, повторил: — Так точно, очень доволен!
— Понимаю вас, — улыбнулся в ответ Богослов. — Понимаю: молодость, она и есть молодость. Театры, девушки, прогулки по парку… Все мы в этом возрасте на один лад. Но и другое знаю: работы настоящей хотите! Уверен за вас: не подведете нашу школу. — Богослов выдержал паузу и убежденно сказал еще раз: — Верю, не подведете.