Во время предварительного следствия, когда проживающие в Андижанском уезде свидетели стали давать показания, изобличавшие приставов в целом ряде вымогательств, по распоряжению Арендаренко, совершенно неожиданно в июне 1903 г. в Андижанский уезд была экстренно направлена военная команда, в числе 60 казаков для усмирения якобы готовящегося восстания[180]. В действительности никаких признаков восстания не существовало, поэтому войска по распоряжению туркестанского генерал-губернатора вскоре были отозваны.
Даже временное пребывание военного отряда, который по приказанию Арендаренко был передан в распоряжение еще одного обвиняемого, Каретникова, успело произвести «известное воздействие» на результаты следствия, так как после ухода войск, большинство свидетелей отказались от своих прежних показаний.
Состоялся суд, который признал обвиняемых виновными. Однако уже 1 августа 1903 г. от жителей города Намангана на имя военного губернатора поступила телеграмма следующего содержания: «Не найдете ли Вы со своей стороны возможным каким-либо образом оказать содействие к облегчению участи Резника, давно нам известного с хорошей стороны»[181]. Телеграмма представляла собою не что иное, как протест против приговора Судебной палаты и солидарность с приставом, осужденным, между прочим, за взяточничество и вымогательство.
Несмотря на то, что телеграмма была подписана лицами, не принимавшими лично никакого участия в деле Резника и даже не знакомыми с его обстоятельствами, генерал-майор Арендаренко, признал возможным не только дать ей дальнейшее движение, но и открыто присоединиться к ней, официально выразив свое соболезнование осужденному и лицам, подписавшим телеграмму. На коллективнуо телеграмму, под которой стояло 18 подписей, генерал Арендаренко ответил следующее: «Сожалея со своей стороны о постигшем капитана Резника несчастье – осуждении, – единственно, что могу сделать, – представить копию телеграммы этой генерал-губернатору, прося ходатайствовать своевременно о смягчении наказания»[182].
Еще удивительнее после суда сложилась судьба другого обвиняемого и признанного виновным – пристава Каретникова: несмотря на то, что согласно указу Правительствующего Сената он был предан суду за вымогательства, после суда он около года оставался участковым приставом в том же Андижанском уезде, продолжая «пользоваться доверием» военного губернатора Ферганской области Арендаренко[183].
Из дел Ферганского областного правления и полицейских арестных домов видно, что в период пребывания генерала Арендаренко на посту губернатора области была выработана своеобразная система подвергать коренное население аресту за подачу жалоб на чиновников администрации или по распоряжению губернатора, или же по распоряжению даже участковых приставов[184].
Из тех же документов очевидно, что за прежнее время по Андижанскому уезду за лицами полицейско-административного управления образовался громадный недочет в служебных денежных суммах: так, например, за одним лишь бывшим помощником уездного начальника подполковником Микасским недочет этот составлял около 15 000 руб. Выяснить причины такого недочета уже в 1904 г. было невозможно, поскольку по распоряжению генерал-майора Арендаренко дела Андижанского уездного управления были уничтожены, а точнее сожжены, под благовидным предлогом: документы якобы пострадали от землетрясения, произошедшего в 1902 г. При этом совершенно непонятно, почему дела именно полицейского управления оказались настолько поврежденными землетрясением, что их потребовалось уничтожить, тогда как дела других правительственных учреждений (почты, казначейства, мировых судей, нотариуса и др.) остались после землетрясения в полной целости и сохранности. В результате лица, на руках у которых остались казенные и общественные деньги, стали утверждать, что деньги ими были израсходованы по назначению, а соответствующие отчеты представлены в уездное управление[185] и хранились как раз в «пострадавшем» архивном фонде.
Бывший Туркестанский генерал-губернатор Иванов признал, однако, что Областное правление не доложило своевременно Арендаренко о некоторых законах, регламентирующих процедуру хранения архивных документов и указал Наливки ну, как помощнику, и советникам правления, чтобы они относились внимательнее к исполнению своих служебных обязанностей. Правда, Иванова тоже удивило, что доклад в Общем присутствии Областного правления о состоянии архива был представлен уже после того, как архив был сожжен[186].