Чиновника Павлова, как оказалось впоследствии, по словам полковника Дзердьевского, уволенного из Ходжентского уездного управления, генерал Арендаренко «очень»[226] рекомендовал начальнику Кокандского уезда на должность секретаря или письмоводителя. (Дело распорядительного отделения № 38/1903 г., исход. № 7875.)
В недавнем времени особые симпатии генерала Арендаренко к лицам вышеуказанной категории получили выражение в нижеследующем факте.
После того как в Намангане на заседании сессии суда был объявлен обвинительный приговор по делу пристава Резника, несколько представителей Наманганского русского общества прислали губернатору коллективную телеграмму, в коей, выразив удивление по поводу суровости упомянутого приговора, просили генерала Арендаренко принять участие в г[осподине] Резнике, которого они, манифестанты, всегда знали с самой хорошей стороны.
Генерал Арендаренко, в начале текущего года арестовавший несколько полудиких кетменьтюбинских киргиз за подачу коллективного прошения по их собственному делу, не только не усмотрел в упомянутой телеграмме нарушения 112 ст. Устава о предпр. пресеч. преступлений, но наоборот, официально выразив через уездного начальника (лицам, подписавшим телеграмму, но в деле не участвовавшим) свое полное сочувствие господину] Резнику, сделал даже распоряжение о представлении генерал-губернатору копии упомянутой телеграммы и свои резолюции.
В конце июня 1903 года, какого именно числа, теперь не помню, генерал Арендаренко, по-видимому на основании донесения Ошского уездного начальника, шифрованной телеграммой[227] донес генерал-губернатору, что в ночь, кажется, на 27 того же июня, насколько помню, на урочище Суфи Курган Андижанского уезда[228] состоялось сходбище[229] туземцев с целью обсуждения плана восстания.
Соседним губернаторам, а равно и местным начальникам гарнизонов было сообщено о готовящемся якобы восстании и о том, что сделаны распоряжения о поимке главарей и участников состоявшейся сходки 30 июня.
Подняв такую тревогу по всему краю, причем в Фергане все гарнизоны были подняты на ноги, и невзирая на важность события, официально трактовавшегося, как уже несомненно совершившееся, генерал Арендаренко, тем не менее, не нашел нужным лично отправиться на место, невзирая даже на телеграмму генерал-губернатора, который писал ему: «Весьма полезно, если найдете возможным выехать лично, это подействует успокоительно». (Тел. от 30 июня за № 572.)
Далее переписка по этому делу (секретное дело распорядительного отделения ст. 1 № 5/1903 г., рапорт начальника Андижанского уезда 2 июня № 52 и его же телеграмма от 4 июля) свидетельствует о том, что факт сходки решительно ничем не подтвержден. Тем не менее в Андижанском уезде были посланы казачьи команды, причем наибольшая, под началом подследственного пристава Каретникова, была направлена в Базар-Курганскую волость, место жительства наибольшей части свидетелей по делу пристава Рукина, что вызвало крайне неудобные для губернаторской власти разговоры о попытке губернатора этим путем покарать туземцев, дававших показания против Рукина. Все это было известно прокурору Окружного суда, который был вынужден поехать в Ташкент и доложить о происшедшем как прокурору Судебной палаты, так и главному начальнику края[230].
Упомянув о покровительственном отношении генерала Арендаренко к чинам административно-полицейского управления области, не отличавшихся безупречной нравственностью, считаю невозможным обойти молчанием и нижеследующий факт, характеризующий отношение Его Превосходительства к таким уголкам народной жизни, которые при условии малейшего послабления легко превращаются в арену проявления произвола, распущенности и разнузданной алчности административных лиц.
227
Примечание В. П. Наливкина в тексте документа: «Эту телеграмму шифровал я по приказанию военного губернатора». –
228
Примечание В. П. Наливкина в тексте документа: «От начальника Андижанского уезда никаких донесений не было». –