Колл сглотнул и пошел за ними. Ему нравилась Колючка, но его пугало, как легко она может убить человека.
Ступени, спускающиеся во двор, с лужами дождевой воды в истертых серединах, были в точности там, где сказала Скара. Колл как раз снова начал витать в мечтах о том урожае славы, который он пожнет, если этот безумный план сработает, когда услышал эхо голосов внизу и вжался в тень.
— Люфта, пошли внутрь. Здесь снаружи чертовски ветрено!
Более низкий голос ответил:
— Данверк сказал охранять малые ворота. Так что прекрати свое тупое нытье.
Колл выглянул за край ступеней. Под ними хлопал на ветру парусиновый навес, из-под которого лился свет.
— Эти малые ворота не такие уж тайные, как мы надеялись, – прошептала Колючка ему на ухо.
— Тайны, как черви в яблоке, – прошептал он в ответ, – так и норовят выползать наружу.
— Драка? – пробормотала Колючка. Это всегда была ее первая мысль.
Колл сглаживал путь Отцу Миру, как и подобает хорошему министру.
— Так мы поднимем на ноги всю крепость.
— Я не полезу обратно по расщелине, – сказал Фрор, – это я тебе обещаю.
— Дай мне свой плащ, – прошептал Колл. – У меня есть идея.
— Ты уверен, что сейчас подходящее время для идей? – прошипела в ответ Колючка.
Колл пожал плечами и натянул капюшон, стараясь встряхнуть мышцы, все еще дрожавшие от подъема.
— Они приходят, когда им вздумается.
Он оставил их на ступенях и беспечно помчался вниз, мимо полуразрушенной конюшни, через сгнившую крышу которой капала вода.
Теперь он увидел людей, семерых воинов, сидевших на корточках вокруг костра, из которого ветер, задувавший под их хлопающий навес, вырывал мерцающие языки пламени. Он отметил, как свет костра падал на тяжелую дверь в углу позади них – ее перекрывал широкий брус, на котором было глубоко высечено имя Той Кто Хранит Замки́. Он выдохнул облачко пара, собрал все свое мужество и, весело взмахнув рукой, подошел к стражникам.
— Эх, будь проклята эта погода! – Колл нырнул под парусину, с которой капало, откинул капюшон и поскреб рукой мокрые волосы. – Я не промок бы сильнее, даже если б поплавал!
Все мужики хмуро смотрели на него, и он ухмыльнулся в ответ.
— Но, думаю, это не хуже лета в Инглефольде, а? – Он хлопнул одного мужика по плечу, пробираясь к двери, и пара других хихикнула.
— Я тебя знаю? – спросил здоровяк, сидевший у костра. По серебряным кольцам на руках и уверенному поведению Колл понял, что он здесь главный.
— Не-не, я из Ютмарка. Меня послал Данверк. Люфта, у меня для тебя послание.
Здоровяк сплюнул, и Колл порадовался, что угадал правильно.
— Валяй, да поскорее, пока я не оглох от старости. В моей семье это бывает.
Теперь все зависело от удачи.
— Данверк слышал об атаке. Ванстеры и гетландцы вместе попытаются взять крепость и сжечь наши корабли.
— Атаковать это место? – Один мужчина фыркнул. – Вот придурки.
Колл устало кивнул.
— В точности мои мысли, когда я об этом услышал, и мнения не изменил.
— Это рассказал шпион? – спросил Люфта.
Колл моргнул. Это было неожиданно.
— Ага, шпион. Как там его зовут?..
— Это знает только Светлый Иллинг. Почему бы тебе не спросить у него?
— Я так его уважаю, что не посмел бы его беспокоить. Они идут к главным воротам.
— Придурки? Да они спятили! – Люфта раздраженно облизал зубы. – Вы четверо, за мной, пройдем до ворот и посмотрим. Вы двое, оставайтесь здесь.
— Не волнуйтесь, я буду на страже! – крикнул Колл, когда воины устало побрели прочь. Один держал щит над головой от дождя. – Мимо меня ни один гетландец не проскочит!
Оставшиеся двое были жалкой парочкой. Один молодой, но уже с проплешиной, а у другого на лице было красное пятно, словно пролитое красное вино. У него был отличный кинжал, с блестящей серебряной крестовиной, который висел напоказ на ремне как предмет особой гордости, хотя, несомненно, Красномордый украл его с трупа какого-то тровена.
Как только Люфта скрылся за пределы слышимости, парень принялся жаловаться.
— Большинство ребят Иллинга занимаются грабежом по всему Тровенланду, и только мы застряли тут.
— Да уж, вообще несправедливо. И все же. – Колл стянул плащ Фрора и устроил неплохое представление, стряхивая с него капли дождя. – Думаю, по всему Расшатанному морю нет места безопаснее.
— Эй, поосторожней! – проворчал Красномордый. Он настолько увлекся, отбрасывая брызгавший плащ, что Коллу не составило труда другой рукой стащить кинжал с его пояса. Удивительно, что человек может не заметить, если отвлечь его внимание.
— Простите, мой король! – сказал Колл, отступая назад. И ткнул Плешивого локтем в ребра. – Твой напарник слегка важничает, а? – И под своим плащом засунул кинжал ему за пояс. – Дайте-ка я вам покажу кое-что чудесное! – Он вытянул руку, прежде чем они смогли вставить хоть слово, и начал перекатывать туда-сюда по костяшкам пальцев медную монету. Его пальцы изгибались, и оба мужика сосредоточились на них.
— Медяха, – прошептал Колл, – Медь, медь, и… хоп! Серебро!
Перевернув ладонь, он мгновенно спрятал медную монету и вытащил серебряную, зажав ее между большим и указательным пальцами. Отчеканенное лицо королевы Лаитлин блеснуло в свете костра.
Плешивый нахмурился, наклоняясь вперед.
— Как ты это сделал?
— Ха! Я покажу тебе этот трюк. Дай на минуту кинжал.
— Какой кинжал?
— Твой кинжал. – Кол указал на его пояс. – Вот этот.
Красномордый подскочил.
— Ты чё делаешь с моим кинжалом, черт тебя дери?
— Чё? – Плешивый уставился на свой пояс, раскрыв рот. – Как…
— Единый Бог сердится на тех, кто крадет. – Колл благочестиво поднял руки. – Это все знают.
Черная рука Колючки зажала рот Красномордого, а ее черный нож пробил его шею. Почти в тот же миг голова Плешивого дернулась – Фрор вонзил топор ему в затылок, его глаза скосились, он что-то пробормотал, пустил слюни и завалился набок.
— Пошли, – прошипела Колючка, опуская труп на землю, – пока остальные не поняли, как и я, какой ты лживый мелкий проныра.
— Конечно, мой Избранный Щит, – сказал Колл, вытащил исчерченный рунами брус из скоб и открыл ворота.
Убийца
Посреди шторма мелькнула маленькая точка света, и Рэйт, словно пьяная от крови гончая, которую спустили с поводка, помчался туда.
Он несся по мокрой траве, держа в одной руке щит, а другой так сильно сжимая топор, что костяшки пальцев под лезвием заболели.
Мечи, конечно, симпатичнее топоров, но симпатичное оружие, как и красивые люди, склонно хандрить. Для мечей нужна сноровка, а Рэйт, когда накатывало боевое веселье, забывал об осторожности. Однажды он бил мечом плашмя по голове мужчины, пока и меч и голова не стали полностью непригодными для дальнейшего использования. Топоры не такие чувствительные.
Молния снова осветила небо – над морем чернел Оплот Байла, и гонимые ветром капли дождя словно застыли на миг, прежде чем тьма снова сомкнулась. Тот Кто Говорит Громом так близко проревел свое недовольство миром, что сердце Рэйта подпрыгнуло.
Он все еще ощущал на языке вкус последней буханки – солоноватый привкус хлеба, испеченного с кровью. Ванстеры думали, что это приносит удачу в оружии, но Рэйт всегда считал, что ярость важнее удачи. Он сильно прикусил зубами строительный клин. Однажды в запале он чуть не сжевал кончик своего языка и с тех пор всегда старался заклинить челюсти, если приближался бой.
Не было чувства, которое сравнилось бы с тем, что возникает, когда врываешься в битву. Ставишь всё на свою хитрость, волю, силу. Пляшешь на пороге Последней Двери. Плюешь Смерти в лицо.
В пылу он оставил далеко позади и Гром-гил-Горма, и Сорьёрна, и даже своего брата Ракки. Скользкие от дождя эльфийские стены и мерцающий огонек у их основания спешили ему навстречу.