В журнале нашли также свое место рассказы, представляющие ужасы войны, которые можно сравнить с написанными позднее романами На Западном фронте без перемен Эриха Марии Ремарка, В поле и Наган Станислава Рембека.
«Самые сильные переживания начались после битвы 5-ой дивизии с большевиками в Тайге (23.12.1919). Ехать приходилось в потоке […] воды и топлива не хватало. Весь вагон часами по цепочке передавал снег и дерево из леса, чтобы только не заморозить локомотивы. Когда поезд трогался в путь […] он врезался в стоящий впереди поезд, разбивая у того 3 или 4 вагона. Если там погибали люди, то их выбрасывали на снег. […] Из-за холодного и плохого питания начался брюшной тиф. […] Солдаты лежали в неотапливаемых бараках, голодные и вшивые настолько, что вши образовывали ободки вокруг глаз, рта, ушей и т. д. […] В марте 1920 г. на крупных станциях […] было ок. 70 тыс. трупов. Они лежали в сараях или прямо между рельсами. Часто сани скользили по их лицам. Это никого не трогало», – вспоминает Михал Станиславский [List Michała Stanisławskiego do Aleksandra Maciesza; цит. по: 19, с. 67].
Картину истории 5-й сибирской дивизии, представленную в «Сибиряке», дополняли попытки регистрации разбросанных по Сибири безымянных солдатских могил, которые с помощью журнала предпринимали Министерство военных дел и Министерство иностранных дел [20, с. 24], а также призывы предоставить информацию о погибших во время сражений солдатах. Например, в двойном номере (3/4) за 1934 г. редакция напечатала просьбу Адама Чурловского сообщить любую информацию «о сыне, пропавшем без вести в Сибири», который в 1919 г. присоединился к «4 комп. станковых пулеметов 5-й сибирской дивизии» [21, с. 26].
Также следует вспомнить о судьбах бывших солдат, которые не всегда жили в достатке. Для них «Сибиряк» организовал «братскую помощь».
Особенным случаем, чтобы почтить честь солдат 5-й сибирской дивизии, были торжественные мероприятия, связанные с окончанием сооружения Кургана Пилсудского на вершине Совинца в Кракове. На Кургане должна была находиться земля со всех полей сражений, в которых принимали участие польские солдаты. На поиски земли из Сибири отправился вышеупомянутый Мечислав Богдан Лепецкий, посетивший места каторги и пребывания польских ссыльных, а также места, связанные с 5-й сибирской дивизией, т. е. Бугуруслан – город, где была организована дивизия, Новосибирск – где размещался главный штаб 5-й дивизии, и Тайгу – где происходило кровавое сражение. В № 4 журнала Лецепкий подробно описал и охарактеризовал эти места [22, с. 6–9].
Однако атмосфера культа солдат 5-й сибирской дивизии, создаваемая различными публикациями, неоднократно нарушается. Михал Сабатович уже в № 4 журнала за 1935 г. не только определяет участь 5-й дивизии как печальную, но и цитирует слова шамана из упомянутой уже поэмы Словацкого Ангелли, предполагая, что точно также, как когда-то ссыльные притесняли туземцев, их притесняли солдаты 5-й дивизии [23, с. 26]. То, каким образом польский солдат участвовал в войне в Сибири, он считал очередным проявлением неподготовленности поляков: «День настиг нас, к сожалению, неподготовленными, дезориентированными и враждующими между собой. Вооруженные усилия, опирающиеся на чужую силу, на чешско-французский эгоизм, были потрачены впустую, усевая Сибирь новыми гробами солдат-скитальцев» [23, с. 27].
Редакция опубликовала текст Сабатовича, несмотря на то что он очернял старательно выстраиваемый идеализированный образ польского солдата, однако добавила к нему комментарий: «Взгляды автора на роль 5-й сибирской дивизии являются исключительно выражением его личного мнения» [23, с. 27].