— Мы договорились, — вспоминал Васильев, — и я уже точно не помню, попросил где-то пятнадцать или восемнадцать тысяч рублей, это тогда деньги были большие. И Поляков ежемесячно визировал мне специальную ведомость и так же ежемесячно приезжал посмотреть, как идут дела.
За полтора года завод сделал двигатель для «Москвича-408», а после модернизации он перешёл и на «Москвич-412».
Но уже тогда, несмотря на большой пост, а пост директора крупного московского завода был несомненно большим, жизнь его не менялась — всё та же коммуналка, то же бессребреничество.
Станислав Петрович Поликарпов, познакомившийся с Поляковым гораздо позднее на строительстве завода в Тольятти, строитель, в семидесятые годы начальник главка Министерства автомобильной промышленности по капитальному строительству, говорил в интервью Анатолию Шаврину: «Он и сам держал бюджет свой личный (мы же долго рядом, в одном коттедже жили) «натянутым», никогда лишних денег не имел, понятие стяжательства было ему внутренне чуждо. Я бы даже назвал одной из черт его характера обостренную щепетильность. Как-то один из товарищей, знавший Виктора Николаевича ещё по его работе на «Москвиче», рассказывал: Поляков, бывший зам. начальника цеха испытаний, сумел восстановить в конец разбитый трофейный «опелёк». Чем тотчас же воспользовалось начальство, решившее, что это лучшее средство для поездок на дачу, пикники и отправки тёщи по всяким домашним надобностям. Другой бы проглотил, но не Поляков. Могу только предположить, как и что этот недавно демобилизованный офицер высказал, но охоту к использованию заводской машины в личных целях напрочь отбил».
Что было важным для служебной биографии Полякова в это время?
Во-первых, он научился работать на настоящем автомобильном производстве — научился стремительно, навёрстывая военное время, раз и навсегда поняв механизм производства. Во-вторых, Виктор Поляков сразу стал заниматься тем, что составит потом его славу, — концепцией «народного автомобиля». В-третьих, он с самого «низа», от детали, от конструкции узла почувствовал, что это такое — ставить иностранный автомобиль на русскую дорогу.
Глава шестая
ЛИЧНОЕ ДЕЛО ПОЛЯКОВА
Семья полководца несёт ответственность за поражения и разделяет с ним радость побед как и солдаты его армии.
Теперь Полякова ждал новый период в жизни, новое назначение. Но пока ещё это назначение не свершилось, нужно рассказать о личной жизни будущего главы Московского совнархоза. Стоял 1960 год, ещё не полетел в космос Гагарин, но совнархозы уже есть. Ещё не грянул ракетный кризис на Кубе, а первые спутники уже летят над планетой.
В этом году Поляков женился во второй раз. Это случилось стремительно. Татьяна Данилова, ставшая Даниловой-Поляковой, преподавала географию в школе, что само по себе является профессией творческой. Играла в народном театре, увлекалась музыкой, исполняла романсы и оперные арии.
В одном из интервью она говорила, что их встреча была скорее случайностью. И тут же оговорилась: нет, не случайность.
— Может, это судьба карты наших жизней раскинула так, что всё сошлось. У меня была знакомая, которая сознательно повела меня в их дом — она была близкой подругой его мамы. Там мы и встретились, и эта встреча мне до сих пор инкриминируется как налёт на него, попытка «угнести» его свободу.
Они сразу же, как она говорила, «поцапались»: «Во всяком случае, у меня не возникло чувства, что он очень такой покладистый. А заспорили мы из-за выставки, которая проходила тогда в Сокольниках, очень интересная — человек от рождения до гробовой доски…»
Начало отношений строится по законам драматургии — в прямом и переносном смысле. В пьесе Погодина «Мой друг» герой в какой-то момент восклицает: «Идёмте с вами в кино, в лес, на Оку… Я хочу смотреть на звёзды, гладить руку женщины, молчать… Чего вы смотрите, точно я очумел? Кто имеет право делать из меня чумного, если я хочу того, чего хотят все здоровые люди? Гай — ответственный работник? Гай не может пойти к Ксении Ионовне и целоваться. А конторщик Тишкин может?.. Возражаете? Говорите, что я использую служебное положение, что я вас унижаю, что я развратен?.. Мне неудобно, невозможно, стыдно! Что обо мне скажут?.. Ах-ах!..
Что, если ты коммунист, сиди в келье авто?»…
Прошло несколько дней, и Татьяна Николаевна услышала стук в дверь с чёрного хода. На пороге стоял директор завода «Москвич» собственной персоной — в длинном кожаном пальто по стилю руководящих работников тех лет. И вот солидный человек сунул ей в руки конверт и быстро спустился по лестнице. Эхо шагов стихло.
«Постойте же!..» — осталось без ответа.
В конверте, который вручил Поляков, были билеты на спектакль «Ученик дьявола» в Художественный театр. Так под ироническую историю из американской жизни времён войны за независимость упрочилось их знакомство. Слова, написанные британским остроумцем Бернардом Шоу, в сочетании с настойчивостью руководителя московского завода произвели необходимый эффект.
После этого Поляков присылал билеты каждую неделю, перебирая репертуар московских драматических театров. Он провожал её пешком домой, стучали каблуки по московским улицам — неспешно, всё же это не комсомольская любовь двадцатых. Эта жизнь для человека производства, даже ток крови которого подчинён дисциплине, была необычна.
Скоро длинного перехода по московским улицам стало не хватать — они начали осваивать столичные рестораны. Как-то оказались в Химках, далёком от Москвы районе. Это сейчас он кажется рядом, а тогда действительно другой, дальний город.
Крахмальная скатерть была вовсе не похожа на домашнюю, и посреди богато накрытого стола возвышалась по тогдашним правилам ваза, полная фруктов. Они оба так и не решились к ним притронуться — виноград и персики остались в своём стеклянном заточении.
Это было недозволенным развлечением советского человека, символом роскоши. Конечно, настоящего советского человека, для которого скромность была одним из необходимых качеств — качеств настоящей номенклатуры.
Отношения складывались медленно, будто долгосрочная программа. Он выяснял биографию женщины, с которой ему предстояло прожить всю оставшуюся жизнь, вникал в детали, всё было важно, прошлое и настоящее.
Жизнь была непроста: у Полякова было двое детей от первого брака, у его будущей жены — сын. Семья директора завода «Москвич» по-прежнему жила в гигантской коммунальной квартире на Арбате.
Они не афишировали свои отношения. Татьяна Данилова-Полякова, как и мать Виктора Николаевича, тоже педагог (это подчёркивало некоторую общность жизненных принципов), очень хорошо помнила эту сцену ухода близкого человека: «Когда ему говорят «умерла», он: «Быстрее вызывайте «Скорую». Да какую тут «Скорую», если человек уже не дышит»…
Только спустя несколько месяцев, в отпуск, они поплыли на теплоходе по Волге. Медленно идёт корабль по реке, и Поляков, когда выходит на палубу, ещё не знает, что это не просто свадебное (или — предсвадебное) путешествие, а ещё и лёгкий намёк судьбы. Перед ним плывут волжские берега, вот они миновали Куйбышев… Именно сюда судьба приведёт его через несколько лет.
Вернувшись, они отправились в загс. Событие было лишено пафоса — даже по советским меркам. В нём отсутствовала не только современная мода — с бросанием букета, поездкой на близлежащее памятное место или к какому-нибудь монументу. Это было время борьбы с использованием персонального транспорта для личных нужд — вернее, время одной из хрущёвских кампаний по борьбе с излишествами. Поэтому директорский автомобиль остался у подъезда завода.
Жених приехал на метро, они расписались в обеденный перерыв — под гипсовым гербом РСФСР на стене, расписались «постно», как вспоминала невеста. Двери выпустили их наружу, где их ждали её подруга и общий знакомый с букетом.
Молодая отправилась домой, а женатого директора проглотил зев метро. Так он и поехал продолжать дневной круг дел — уже с обручальным кольцом на пальце.