Сначала супруги жили в той самой арбатской коммуналке, а сын Татьяны Николаевны остался с её матерью. Они снимали комнату — в это трудно, поверить, даже если понимать, что делал квартирный вопрос не только с москвичами, но и вообще с жителями больших городов. Директор крупного столичного завода и — вся жизнь в доме, где один туалет на полсотни человек. Нет, это не было нормой, но это было нормой для Полякова — только через несколько лет они переехали в новую квартиру на проспекте Мира.
Понемногу узлы связывались крепче, происходило то, что называется взаимопроникновением характеров. Упрочивались общие интересы, возникали общие привычки, наступало понимание. Это было время, когда ещё можно было себе позволить частые посещения театров, прогулки по городу и совместные поездки.
Как-то они отправились в Грузию. На туристическом маршруте оказался древний, полуразрушенный монастырь, и вдруг Поляков начал рассказывать об истории этих мест. Разговор перескочил на формирование национальных характеров в Закавказье, историю христианства, архитектуру… Он поразил жену этими знаниями, несмотря на то, что она давно знала о цепкой памяти и разносторонних интересах мужа.
Среди прочих воспоминаний, собранных Анатолием Шавриным, есть воспоминания жены брата Татьяны Николаевны Даниловой-Поляковой. Она говорила об истории, случившейся много позже, двадцать лет спустя: «Как-то, отдыхая на Истре, решили устроить катание на лодках. А Истринское водохранилище лишь со стороны выглядит несерьёзно. Оно коварное. Так и на этот раз случилось. Внезапно налетела гроза. Волны не очень высокие, но такие резкие, придурошные.
Мы с Татьяной на дне лодки улеглись, полуживые от страха. Пошли умные разговоры: попробовать укрыться в какой-нибудь бухте, повернуть назад… И вот тут я поняла по-настоящему, что такое настоящий мужчина. Виктор Николаевич взял полное командование в свои руки. «Плывём вперёд. И ни в коем случае не подставлять борт волне. Идти наперерез».
Он один грёб. И мы доплыли. Вылезли из лодки все, конечно, насквозь промокшие, но у меня навсегда закрепилась уверенность: счастлив тот, рядом с кем есть такой уверенный в себе человек. Умеющий свою волю передать другим и берущий самое трудное на себя»{42}.
Это очень правильная история — они тогда действительно взяли лодку, искупались и, меняясь время от времени на вёслах, пошли обратно. Они читали друг другу какой-то из рассказов Бориса Можаева в «Новом мире» (привычка читать вслух не была тогда ещё утеряна) — эта деталь отчего-то запомнилась, но начался ливень, полетели крупные капли. И вот женщины просят к берегу, но решение принято — безопаснее идти поперёк волны, по длинному пути. Пошли волны уже просто морские… И вот они дошли до точки назначения.
У Полякова была временная дача в Петрово-Дальнем, где давали участки пенсионерам. Там же было большое здание со многими службами, где можно было посмотреть кино, «отовариться» продуктами. Среди прочих отдыхающих там жил и Виктор Иванович Щербаков, будущий референт министра финансов Павлова, человек из Тольятти, в то время начальник планово-бюджетного управления ВАЗа, сменивший на этом посту Б. Кацмана.
С Щербаковым у Полякова давно сложились приязненные отношения, и тот случайно подсмотрел, как Поляков обращается с лодкой, как он гребёт в одиночестве, и этот навык вызывал у Щербакова, долго жившего на Волге, восхищение.
— Я бы так не смог, — всё повторял он.
Но эта история не просто проявление сильной воли. Это отчасти символ преодоления.
Поляков, кстати, очень любил плавать и бросался в море даже при сильном волнении. Он действительно боролся с волнами — что-то в этом было именно от борьбы. Борьбы с чётко поставленной задачей: есть волна, есть умение, есть физическое напряжение.
И в этой ситуации переключить абсолютно всё на себя вполне возможно, в отличие от жизни руководителя, который часто оказывается зависим от десятков людей и не может сделать всё сам.
Глава седьмая
СОВЕТ ДА ЛЮБОВЬ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА
Сколько удивительных экспериментов оказывается совершенно забытыми — и обнаруживаешь отчёты о них случайно, не понимая по-настоящему, сколько труда в них было вложено.
Начало шестидесятых годов прошлого века было временем удивительным. Вот уж где действительно Атлантида — загадочная «оттепель», уже странная на вкус и цвет для молодых людей XXI века. Чаще всего под «оттепелью» понимают реабилитацию репрессированных и вынос Сталина из Мавзолея. Но дело, конечно, не только в этом; за этими безусловно необходимыми событиями гораздо меньше замечается удивительная ситуация в экономике: старая командная система уже не могла работать прежними методами, но-оставила мощный научный и технологический задел. А на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов технологии принесли известные плоды. И сколько бы иронии не было в словах Юрия Визбора: «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей» — энтузиазм этот был подлинный. И никто не посмеет бросить камень в тех, кто выскочил на улицы советских городов 12 апреля 1961 года с самодельными плакатами, с рисунками ракет и просто криками «Ура!».
Виктор Николаевич Поляков был директором завода именно в этот особый период жизни советской промышленности. Да, все знали, что наши автомобили трудно купить, те, кто видел и другие, — знали, что далёкие хозяева авеню, автобанов и хайвеев, — лучше. Но мы делали ракеты, перекрыли Енисей, и это наш спутник первым запищал, наматывая круги вокруг Земли.
О симфонии народного энтузиазма и технологий мы поговорим позже, а сейчас настало время поговорить о новом назначении.
Виктор Поляков был хорошим директором завода. Важно, что он был не партийным, а именно хозяйственным деятелем. В начале же шестидесятых совершается превращение Полякова в государственного деятеля.
Но обо всём по порядку.
Вплоть до начала того, что зовётся «перестройкой», в московских магазинах покупатель медленно двигался вдоль прилавка, к весам. Весы эти нынче совсем перевелись, пропали как динозавры вместе со своим массивным постаментом и округлым высоким телом. Наверху была изогнутая, будто автомобильный спидометр на «Волге», шкала, узкая талия весов, две площадки — одна для гирь, на другой уже лежит рыбья тушка на серой бумаге… Эти весы делают и нынче, и называются они «Тюмень». А тогда смотрел покупатель на шкалу, где плясала стрелка, и читал загадочную надпись «Среднеуральский совнархоз». Дальше шли бесчисленные цифры ГОСТа… Если где-то сейчас ещё можно встретить эти весы и если покупатель молод, то он отгоняет от себя недоумение, чтобы внимательнее следить за танцем стрелки. Что за сорнархоз, куда? Колхоз? Совхоз? Как это?
Вот сейчас мы и расскажем — что и как.
Весь двадцатый век Россия претерпевала бесчисленные изменения структуры управления. В середине века возникли загадочные (опять же для современного уха) совнархозы. Тема эта почти не изучена и, по свидетельствам некоторых историков, в семидесятые годы негласно стала «недиссертабельной». Это была какая-то неудобная тема, связанная отчасти с реформами, что назывались «косыгинскими».
В 1963 году Виктор Поляков получил новое назначение: он стал первым заместителем председателя, а затем и председателем Мосгорсовнархоза, то есть Московского городского Совета народного хозяйства. Правда, председателем этой структуры Поляков был недолго, перед самым её упразднением в 1965 году. Тогда произошла, как говорили, «реорганизация», а на самом деле — разгон советов народного хозяйства. Структуры эти исчезли точно так же, как и появились — волевым решением руководства. Придуманные Хрущёвым, они ненадолго пережили его отставку. В чём тут было дело?
Сперва нужно было бы рассказать об истории советских министерств. Это название, заменившее в конце сороковых годов привычные уху советского человека «наркоматы», носили около пятидесяти союзных ведомств. Названия их звучали экзотически — «Министерство вооружений» или «Военно-морское министерство». В Министерство машиностроения СССР вошли министерства автомобильной и тракторной промышленности, машиностроения и приборостроения, станкостроения, сельскохозяйственного машиностроения. Отдельно существовало Министерство транспортного и тяжелого машиностроения, включавшее множество бывших гигантов: министерства тяжелого машиностроения, транспортного машиностроения, строительного и дорожного машиностроения, судостроительной промышленности. Сокращение количества министерств в начале пятидесятых годов было одним из пунктов обвинения Берии. Но вот Берия сгорел в печи крематория — и штат снова раздулся.