Тольятти. Здесь разворачивала свою деятельность дирекция строящегося Волжского автомобильного завода. Здесь при дирекции было организовано представительство проектных институтов для рассмотрения возникающих неувязок на месте строительства. Здесь осуществлялся единый жёсткий контроль, производилась увязка в работе между всеми проектными организациями. Здесь принимались окончательные решения и по существу, и по форме, и по срокам. Координация работы всех проектантов, независимо от их ведомственной подчиненности, включая зарубежных, и контроль за ходом проектных работ были на этом этапе одной из основных функций, принятых на себя дирекцией строящегося завода»{69}.
Дело в том, что Поляков начал руководить не просто заводом и не просто строительством завода, а принципиально новым производством внутри советской экономики — производством мирового уровня, чем-то напоминающим космическую программу.
Конечно, это строительство имело аналоги в нашей истории — и ЗИЛ, и ГАЗ тоже строили по иностранным чертежам. Однако мир стал другим, термин «низкопоклонство перед западной техникой» ушёл из лексикона, международное сотрудничество стало вполне разрешённым, а косыгинские реформы говорили о желании в рамках социалистической системы хозяйствования пойти на сильную модернизацию не только самого производства, но и настроений рабочих и служащих. Уже никто не боялся обвинений в шпионаже после заграничной командировки{70}.
ВАЗ стал примером того, как сотрудничество с заграничными специалистами стало публичным, и публичным стал опыт ВАЗа, как производственный, так и градостроительный.
Глава десятая
ГЕНИИ МЕСТА
…Объём работ настолько велик, что трудно сказать — победа это или опоздание. Строительство завода в комплексе с городом не имеет прецедентов.
В числе портретов, что висят на почётном месте административного здания завода в Тольятти, есть портрет Полякова среди высоких жёлтых стеблей. Это то самое кукурузное поле, на котором будет построен завод (здесь неявная усмешка судьбы — завод, воплощение косыгинских реформ, на поле кукурузы, бывшей символом метания Хрущёва в хозяйствовании).
Поляков этот портрет не любил, как и вообще любое своё изображение, он отказывался позировать, но живописной историографии не перечил.
Так или иначе, отсчёт хронологии завода идёт с этого кукурузного поля, где Поляков стоит среди высокой травы.
И вот он стоит посередине огромной страны, и почти десять лет для него эта страна будет оборачиваться вокруг этого места. Жизнь его будет здесь, а остальное будет только сопутствовать рождению завода. Однако тогда, весной 1966 года, Поляков, не принимая активного участия в выборе площадки строительства, только примеривается к главной площадке своей жизни. Поляков и Житков впервые в Тольятти, они осматриваются, в их мыслях ещё много любопытства — это лишь выбор местной власти, вариант, о котором ещё не утихли споры.
Есть такое понятие «гений места». У древних римлян, кроме персональных гениев — сверхъестественных существ, что охраняли человека на протяжении всей его жизни, были и местные божества. Так это и называлось «genius loci» — гений места.
И когда Виктор Поляков стоял посреди кукурузного поля, это было, конечно, не пустое место — у земли на этом берегу Волги была своя история.
Были и люди-символы. Кстати, гений места вовсе не универсальное доброе божество. Для кого-то оно может оказаться довольно своеобразным, а то и страшноватым.
Волжский Ставрополь был городом с долгой и честной историей. Правда, город не из самых древних — он след послепетровского освоения русского пространства, движения России на Восток.
Вот Анна Иоанновна подписывает жалованную грамоту калмыцкой княгине Анне Тайшиной. Грамота говорит о строительстве поселения и крепости. Но это ещё не Ставрополь, это всего лишь урочище Кунья Воложка.
Народ был там особый — крещёные калмыки, люди работящие, которым не было возврата в прошлую жизнь, они приняли чужую веру, но и своими ещё не стали среди пространства титульной нации. Ещё только разгорается огонь под плавильным котлом, в котором находятся волжские народы. И по сей день эти народы не сплавились воедино, каждый глядит по-своему, все непохожи.
21 февраля 1739 года крепость назовут Ставрополем — городом Святого креста{71}.
Это, конечно, не волжское отражение большого южного города, это именно свой город — и первым гением места стал Василий Никитич Татищев, участник Полтавской битвы, артиллерийский офицер, историк-самоучка, картограф, промышленник… Как все птенцы гнезда Петрова, как все люди, вышедшие из петровского кипения начала восемнадцатого века, он жил за троих, воевал, строил, был астраханским губернатором. Между прочими заводами поставил завод, что стал началом городу Перми. Он и основатель Екатеринбурга, не так давно бывшего Свердловском.
Но для Татищева Ставрополь лишь эпизод бурной жизни, этого эпизода хватило для того, чтобы рядом с сосновым бором он навеки вскочил на каменный пьедестал, осадив коня, обводя окрестности рукой.
Гений места.
Но шло время, катились по краю волны крестьянских бунтов, народные смуты охватывали пространства величиной с добрую европейскую страну. Менялись и люди: царь Николай выгнал калмыков прочь — в Оренбургские степи.
Город, ставший русским, жил не торопясь, главное дело было при реке. Река — это хлеб, река — это рыбный промысел, это прибыль перевозчика. Не дымили в нём заводские трубы, не стучали станки фабрик.
Второй гений места неоднозначен и сложен — он родился под Смоленском, прошёл все ступени комсомольского посвящения, а потом стал инженером-строителем.
Иван Васильевич Комзин появился в Ставрополе в морском кителе. Дело в том, что Комзин был не просто строителем, а военно-морским человеком: после войны он стал заместителем наркома военно-морского флота по капитальному строительству. Восстанавливал Севастополь, строил береговые укрепления, но за всем этим стояла не только военно-морская интонация.
Людям старших поколений не надо напоминать, кто составлял основную массу строительных рабочих в СССР до середины пятидесятых годов.
Вот как описывает это появление тольяттинский краевед Валентин Овсянников: «Высокий, под два метра, представительный, ПО килограммов веса не заметить было трудно, в красивой военно-морской форме, с погонами генерал-майора Комзин появился в небольшом здании, которое занимала местная власть — райком партии и райисполком. Его встретили первый секретарь райкома партии Аркин Михаил Симхович и председатель райисполкома Бурматов Михаил Александрович.
Здесь сразу же договорились о принципиальной помощи сельскохозяйственного населения Ставропольского района строительству, впоследствии всё это было зафиксировано в директивных документах. Главное в этот период было построить дороги к стройке, чтобы могли поступать механизмы и другие грузы для строительства, а их в разгар строительства ежедневно поступало свыше двух тысяч вагонов. 1300 заводов страны поставляли на строительство свои материалы и оборудование, а 118 предприятий — металлы и металлоизделия. В Москве для стройки в Жигулях работали 40 заводов, в Ленинграде — 26 заводов».
Сотни тысяч людей работают для укрощения реки — и здесь есть особый стиль того времени. Плотины, каналы — символ так называемых великих строек коммунизма, наверное, потому, что они в большей мере преображают природу.
Водное строительство того времени возвращает нас к теме Атлантиды: десятки городов изменили свои очертания, а то и исчезли под водой. Карта страны кроилась и перекраивалась, каналы возникали среди пустыни, теплоходы шли над исчезнувшими деревнями.