Если бы генерал не был таким видным человеком и если бы его радушие не было подтверждено таким высоким качеством выполненных работ, то Поляков никогда бы не согласился на его предложение. Много раз, к неудовольствию некоторых своих спутников, он отказывался от любых проявлений гостеприимства, которые не вписывались в его строгие жизненные правила. Он знал, что часто звоном фужеров и обильным обедом прикрывается всё то, что не успели или не смогли сделать на стройке. При этом московский начальник за столом вступал как бы в сговор с хозяином стройки, за белой скатертью дома приёмов или загородного пансионата труднее было поставить его на место, заставить понять, что снисхождения не будет. Но это явно был не тот случай.
Наконец «группа быстрого реагирования» отправилась в аэропорт. К вящему удивлению сотрудников, автомобиль свернул в сторону, и вот через некоторое время они увидели вывеску «Красноярский комбайновый завод». Всё встало на свои места — это было очень крупное предприятие, хотя в ту пору не входившее в систему министерства.
Поляков стремительно шёл по цехам, и мнение складывалось с каждым шагом. Это мнение он выскажет потом в машине своим подчинённым: «Ну, это нам не конкурент». Все, впрочем, понимали, что речь шла не о конкуренции в прямом смысле этого слова, а об организации и сглаженности производства. Они выбились из графика, но всё было по делу. И даже недостатки на заводе у коллег из Министерства сельскохозяйственного машиностроения служили не самоутверждению, работали не на гордость, а должны были быть учтены особо. Надо было сравнить их недостатки со своими — нет ли у кого схожих неполадок, — заранее продумать, как можно предотвратить или бороться с отставанием.
Поляков улыбнулся (как всегда — про себя) хитрости своих сотрудников. Чтобы министр не вызывал их для разговоров на обратном пути, они подсадили к нему Иванюка. Иванюк прекрасно играл в шахматы, а подчинённые знали, как любит шахматы их министр. Но теперь было можно, дело было сделано. Маленькие магнитные шахматы легли на сиденье кресла номер 1Б, тронулась с места пешка, ей навстречу другая. Мерно гудели турбины самолёта, беззвучно шли в атаку фигуры.
Субботний вечер стоял над землёй, огромная страна плыла под крыльями, погружаясь в темноту летней ночи.
Домодедовский аэропорт вернул к обыденным заботам. В стране была суббота, но Поляков беспокоился о следующей неделе и следующем вылете. Он тщательно продумывал график своего посещения заводов. Строящиеся заводы шли в этом графике в первую очередь, за ними — те, где встало в цехах новое оборудование, и, наконец, понемногу из этого списка выбывали уже ритмично работающие, освоившие технику предприятия. Суббот катастрофически не хватало, и нужно было выбирать самое главное — где подтолкнуть, направить, устранить то, что тормозит дальнейшее движение.
Оказалось, что на лётном поле стоит одна поляковская «Чайка» — огромный лимузин. В неё министр посадил всех, но у границы аэродрома обнаружились машины всех начальников.
В салоне остались только один москвич, которому машина не была положена по рангу, и специалист из Белоруссии. Поляков строго спросил обоих, кому и куда нужно, отмёл всякие разговоры о метро — было уже около полуночи. И «Чайка» покатила сначала к Белорусскому вокзалу, чтобы белорус успел на поезд, а потом двинулась в новый район, где жил сотрудник министерства. И жена сотрудника с удивлением долго смотрела в окно, как разворачивается в их дворе огромная машина министра, подмигивая стоп-сигналами, выхватывая фарами из тьмы припаркованные автомашины. Полякову понадобилось ещё полчаса, чтобы найти дорогу обратно среди новостроек.
Как-то министр со своей группой полетел на Украину. Вылетели в пять часов утра в понедельник и вернулись только в субботу, посетив несколько десятков предприятий.
Некоторые недоброжелатели потом скажут, что эти поездки были неэффективны, скажут несколько брезгливо и с недоверием: «Ну что можно сделать за такое короткое время, за быструю пробежку по цехам!»
«Нет, — будто упреждая эти слова, говорили сотрудники, — во-первых, Поляков был не один. В это мероприятие было вовлечено множество людей. Специалисты, шедшие с Поляковым по цехам, были не просто говорящими справочниками. Они учились сами, запоминали слова министра, учились методике принятия решения. Во-вторых, это действительно приводило к реальной подвижке на местах. И, наконец, в-третьих, результаты поездок оформлялись потом в инструкции, решения, приказы и служили решению не частной проблемы, а совершенствованию всей отрасли».
Через день после возвращения Поляков соберёт совещание, вернётся ко всему тому, что они видели вдали от министерских стен, и он знает, что вокруг стола в его кабинете сядут не безликие подчинённые, а соратники. Они могли позволить себе не согласиться с мнением своего начальника. Министр ошибался редко, чрезвычайно редко, но и такое бывало. Иногда, ознакомившись с его короткими записками, заполненными стремительными, летящими строками, они, посовещавшись, решали поспорить. И на следующий день, на совещании, они говорили сдержанно: «А вот здесь, Виктор Николаевич, мы не можем согласиться». Если это возражение было аргументировано и своевременно, то министр произносил всего лишь: «Да. Хорошо… Следующий». Чужое мнение должно было быть выслушано, тут же стремительно обдумано за несколько минут и принято к сведению. Следующий продолжал ту же линию, и в итоге выступавшие слышали: «Хорошо. Если вы так считаете, то будет так».
Про Полякова говорили, что при феноменальной работоспособности он занимался задачами, которыми не стоит заниматься министру.
«Да, наверное, Виктор Николаевич часто занимался мелкими проблемами, принимал решения по частным вопросам. Но ни в коем случае нельзя сказать, что Поляков глушил или давил инициативу», — вспоминал Левичев.
Время шло. Методы руководства, что возникли в Тольятти, построенные на слаженной командной игре энтузиастов, на высокой идее начала шестидесятых, теперь не всегда срабатывали. Приходилось всё больше дел брать под свой контроль.
В архивах хранятся показательные записки за подписью Полякова:
Секретариат Полякова В. Н.
Тов. Житкову А. А.
Я прочёл статью т. Богатько в журнале «Наш современник». Вероятно, он черпает основные сведения в разговорах с руководящими работниками ВАЗа, и, несмотря на то, что в основном он правильно освещает опыт ВАЗа, у меня вызывает опасение, что в его статьях и, в частности, в этой статье, начинает появляться много преувеличений. Я думаю, что это опасно, так как проверка ряда тезисов, которые он приводит, неизбежно покажет, что далеко не всё так хорошо, как пишется. Нужно подумать, чтобы сведения были бы более точными и без излишних преувеличений.
3 мая 1978 г.
Секретариат Полякова В. Н.
т. Житкову А. А.
Будучи в Риге 3 июня, я заехал на Рижский спецавтоцентр ВАЗа. Качество окраски на нём лучше, почти удовлетворительное. Что касается кузовного ремонта, то его очень много и он делается недостаточно активно.
Кроме того, Рижский спецавтоцентр превращён в базу систематического ремонта машин, приходящих с железной дороги. Может быть, это и правильно, но это сильно загружает спецавтоцентр. Прошу рассмотреть.
Кроме того, в спецавтоцентре жалуются на малое количество специального инструмента, и в частности механизированного инструмента, подъёмников. Одним словом, жалуются на то, что этот центр оснащён значительно слабее, чем, например, Киевский автоцентр. Обращает на себя внимание, что ремонт делается на таком оборудовании, которое не может дать качественных результатов.
Нужно рассмотреть эти вопросы, иначе мы начнём уподобляться Сельхозтехнике.
5 июня 1978.
В. Н. Поляков
Историк ВАЗа Анатолий Шаврин в разговоре с женой В. Н. Полякова как-то спросил: «При Полякове любой человек как бы проверяет: все ли пуговицы у него застегнуты. Это мало располагает к внутренней близости». — «Да, — ответила она, — конечно. Для него решение вопросов деловых невозможно в бане — вы понимаете, о чём я говорю?»