– И куда это весь народ подевался? – прошептал Валерка и опять стал смотреть в окно. Сыро, слякотно, что ни говори, конец февраля.
– Брателло! Дай прикурить.
Валерка вздрогнул и обернулся на голос. Коренастый малый, среднего роста, одетый в шубу из искусственного меха и шапку из меха росомахи, подошел к окну. Сел рядом на подоконник. Снял с головы лохматую шапку, а огромных размеров портфель поставил рядом с собой на пол. Валерка протянул незнакомцу горящую сигарету. Тот прикурил «беломорину». Пыхнул дымом.
– Юра! – представился он.
– Валерка!
– Ты с какого курса? – улыбнулся Юрка.
– С первого, а ты?
– С третьего.
– Что-то я тебя в общаге раньше не видел.
– Да я тут пока не живу. Я из отпуска только вернулся.
Валерка не понял ответа.
– Из какого отпуска?
– Из академического. Из какого еще?
– Что, выгоняли?
– Сам уходил, – парень на секунду задумался, – по состоянию здоровья и по семейным обстоятельствам.
– Бывает, – протянул Валерка.
– Ага! Бывает! – Юрка рассмеялся. – За пьянки, разгильдяйство и дебош.
– Хороши у тебя семейные обстоятельства, – улыбнулся и Валерка.
– Шучу! – Юрка докурил папиросу и раздавил окурок в консервной банке, служившей ребятам пепельницей. – Ты какие сигареты куришь? – спросил он.
– «Приму»!
– Сразу чувствуется, портянкой воняет.
– Да ладно, портянкой, – Валерка потянул носом воздух. Пахло сигаретным дымом.
– Ты «Беломор» лучше кури. Вреда от этих папирос организму нет. Одна сплошная польза.
– Скажешь тоже, – не согласился Валерка. – Разве не знаешь, что капля никотина убивает лошадь?
– Так то лошадь. А ты кури «Беломор» фабрики имени Урицкого. Слышал о таком революционере?
– Ага!
– Вот тебе и ага! А эта комната твоя? – поинтересовался Юрка, кивнув на дверь с номером 84.
– Моя!
– Зайдем? – Юрка встал с подоконника.
– Пошли, – Валерка поднялся и толкнул дверь. Они вошли. Юрка огляделся. Снял шубу и бросил ее на одну из кроватей. Рядом положил шапку.
– Вас, первокурсников, сколько человек здесь живет?
– Четверо.
– А мне местечко найдется?
– А на твоем курсе что, мест нет?
– Ну, мой курс он как бы не мой. Я имею в виду третий, на котором я сейчас учусь. А на своем старом курсе, четвертом, где я начинал, жить не хочу. У них и без меня коллектив давно сформирован.
– Ну, раз нравится, живи, – разрешил Валерка, вполне удовлетворенный Юркиными ответами.
– А другие мужики согласятся?
– Им по барабану. Тем более, с нами четвертым уже живет парень со второго курса. Родом он из Казахстана. Михал Михалычем его кличут. Короче, у нас уже до тебя не комната, а сборная солянка.
– Это очень хорошо, что комната у вас интернациональная, – и Юрка в очередной раз рассмеялся. – А пожрать у тебя, случайно, чего-нибудь нет? А то я в столовую заскочить не успел.
Валерка мотнул головой.
– Нет!
– Тогда двинем в город и пожуем.
Юрка стал одеваться.
– У меня сейчас с деньгами туго, – замялся Валерка.
– Брось, я угощаю.
Ребята пошли по коридору. У вахтера Валерка оставил ключ от комнаты.
– Куда? – спросил он, когда ребята оказались на улице.
Юрка осмотрелся.
– Пошли в пельменную к кинотеатру «Октябрь». Кутить так кутить.
Они перешли проспект, на котором находилось их общежитие, и двинулись по неширокой улице, названной в честь очередного революционного деятеля 1917 года, к пельменной…
Мимо них, чуть пошатываясь, проходила не совсем трезвая парочка местных жителей. Мужчина и женщина неопределенного возраста. Они шли и держались друг за друга. Чтобы не упасть.
– Синяки, бичуганы, – выдал Юрка.
– Алконавты, – добавил Валерка и уступил парочке дорогу.
Юрка проводил взглядом прохожих и засмеялся.
– Я когда в этот городишко поступать приехал, на «абитуре» был, так пошел с одним местным вятским пареньком погулять по проспекту, – Юрка на секунду задумался. – Он на агрофак поступать хотел. – Гуляли мы, значит, гуляли и решили идти в пельменную, куда сейчас с тобой шагаем. И у «Капитанского мостика»… Знаешь этот винный магазин? – Юрка посмотрел на Валерку.
– Знаю, – кивнул тот.
– Там по подворотням такого темного добра – воз и маленькая тележка. Вал, короче. А я ведь парень магаданский, спортивный, с севера приехал. Мы там с парнями из нашей борцовской секции с бичами не церемонились. У нас с ними разговор был короткий. Раз – и в глаз. А тут мне синяк дорогу не уступил. Я ему сразу хрясь по лбу. Он с копыт и свалился. Мой юный друг испугался, смотрит на меня. А тут синяя чувиха по дороге идет. Я и ей в дыню задвинул. Она на травку легла, тихо так, словно пустой мешок. Вятский парнишка еще больше удивляется. А после того как третий алкаш на сыру землю слег, мальчик не выдержал. Глаза у него стали, как у глушенного динамитом судака. Чуть-чуть заикается, слезы на глазах. «Юра, ты почему людей бьешь?» Я поначалу и не понял, о чем это он разговор ведет. «Каких людей?» – спрашиваю. «Мужчин, женщин, прохожих. Нас за это могут в милицию забрать. Из института выгонят». Тут я врубился. «Ну, в институт еще поступить нужно. А синяки эти – разве люди? Где ты людей видишь? Это же бичи. Мы их в нашем северном городе каждый божий день молотили». После моих слов парень чуть в обморок не упал: «Это у вас там, на севере, они, может, и бичи, а в нашем городе они, прежде всего, люди. Жители и такие же граждане Советского Союза, как и мы с тобой. Ты комсомолец?» Я от услышанного немного прибалдел. А от последних его слов про комсомольца аж мурашки по спине побежали. И я своего нового друга, будущего агронома, успокоил. Дал ему тут же, на улице, честное слово, что больше так делать не буду. Бить по лицам граждан СССР. И веришь? Не бью до сих пор. Крепкое слово комсомольца держу. Ты же видел? – Юрка улыбался.