3. Спать
Но вот появились разрывы в облаках, а ветер стал порывистым. Это значит, циклон выдыхается и скоро стихнет.
В один из походов за дровами Сашка вдруг обнаружил себя лежащим ничком на снегу. Навряд ли так, в беспамятстве, проспал он больше десяти минут. Холод отозвался неуемной дрожью в теле и привел его в чувство. Но и это короткое забытье освежило и дало сил.
Осадки прекратились. Гарт избавился от надоевшей канистры на голове, и просушил одежду. Какое это наслаждение — надеть все сухое и теплое, и глотнуть горячей воды!
На пышущий жаром черный овал на песке Сашка уложил две доски, от которых сразу пар повалил, и пошел второй костер устраивать.
И вдруг услышал: твить-тивить-тюрлю! На большом валуне, метрах в пяти от костра сидел «шведский соловей», крупный, нарядный варакушка-самец с красным окошком на синей грудке и задиристо торчащим вверх хвостиком, рыжим у основания и черным посредине. Ни дать ни взять — раскрашенный воробушек.
— Косточки греешь, соловушка? Ты как сюда попал? Не должно быть вас так далеко на севере!
— Цвить-вить, ци-ци… цвить-вить-тех-тех… чиррр-чиррр, тир-ли… (Был ветер. Сильный ветер с юга. Меня с женой подхватило и понесло. Уж и не чаяли живыми остаться. А потом нашли столько мух, жуков и личинок под бревнами на берегу, что быстро отъелись и решили здесь дом строить. Кто же знал, что посреди лета вдруг снег пойдет… ци-ци-ци…)
— Кушать хочешь? Не найти тебе под снегом ни букашки, ни козявки? Сам страдаю, земляк! Как только раздобуду чего, непременно поделюсь!
Варакушка нахохлился, распушил перышки, хвостик его опустился, и птичка стала похожа на неряшливый пестрый шарик с торчащим впереди носом-колючкой. Впрочем, не до птичек. Охотник быстро забыл о пернатом госте, а когда оглянулся, тундрового соловья уже не было на камне.
Когда второй костер хорошо разгорелся, Гарт положил на угли два бревна близко одно к другому. Такой костер старые охотники называют «нодья», он долго, медленно тлеет-горит, а дым зверя отпугивает.
Вдруг Сашка с удивлением обнаружил, что хромает. На правой ступне под большим пальцем был большой, сочащийся кровью порез, а вот где поранился — вспомнить не мог. Ранку охотник присыпал пеплом, уселся на теплые доски, накинул на ноги пуловер и заснул, едва коснувшись спиной постели. Но тут же и проснулся: доски, постеленные на кострище, нестерпимо жгли тело. Однако пропитанный усталостью мозг требовал одного: спать! Сашка приподнимался, крутился с боку на бок, вновь и вновь впадая в сонное беспамятство, но неизменно просыпался от жары. Наконец, не в силах больше терпеть этой пытки, он вскочил на ноги.
За двое суток вечная мерзлота под костром глубоко оттаяла, большой объем песка не только просох, ной накалился и отдавал жар. Чтобы кострище остыло, нужно просто подождать. Но какой там ждать! Сашка спал. С криком откинул он доски в сторону и заснул возле кострища на четвереньках, плечом в камень. Спа-а-ть… Очнувшись от боли в локтях и коленях, поднялся. На море все еще гуляли белые барашки, но гул прибоя превратился в мерный рокот, а ветер стал мягким и теплым. Полоса синего неба появилась на западе. Радость какая! Синее небо — это циклон выдохся и стихает. Если бы желтое — циклон повернул на север и скоро ударит в спину. А еще двое суток… об этом и думать не хотелось. Гарт растер колени и локти, уложил доски на место, накинул на ноги пуловер и заснул, как умер.
4. День третий
И приснился ему странный сон. Будто он нашел на берегу лист жести. И палкой давит на середину листа вниз, а края его поднимаются вверх. Все сильнее и сильнее давит, и края поднимаются все выше и выше. И получается своеобразная такая корзина для бумаг с мятыми ребристыми краями. Но не успел он толком удивиться, как уже проснулся от пронзительной боли в правой ступне: будто шило всадили!
— Ты чего! — заорал Гарт в полусне и, как пружиной подкинутый, сел на постели.
Никого рядом не было. Только крупная чайка-бургомистр нехотя отлетела и растворилась в тумане. Он подогнул ногу и стал рассматривать порез под большим пальцем ноги. Ранка опять кровоточила. Пуловер, которым Гарт укрыл ноги, лежал, отброшенный в сторону, вот чайка и клюнула, где кровь. Бургомистры, самые большие чайки, — разбойники и «санитары» тундры. На птичьих базарах воруют яйца у маленьких чаек-моевок, кайр и чистиков. Выведутся птенцы — и птенца украдут, разорвут на части, чтобы своих накормить, леммингов, куличков, утят и гусят ловят, ослабевшего от голода песца насмерть забьют, остатки медвежьей трапезы подчистят, падаль подберут. Чайка-бургомистр приняла Гарта за мертвеца. И это было неприятно, как насмешка сильного над слабым.