— Я тоже растерялся. Никогда такого шторма не видал. Но все же подсказал тебе, куда плыть и где вылезть, чтоб о камни не ударило.
— Э-э, нет! Полоску ту песчаную я сам узрел. Никакого «голоса» не припоминаю.
— Ты был в таком состоянии, что действовал по наитию и как бы не слышал меня. Подсознание в таких случаях быстрей сознания. Вспомни же и вторую «калитку». И бензобак от мотора, вытолкнутый как бы случайной льдиной именно в эту прореху в ледяном заборе.
— Хм-м… А песенка про пегого бычка с выходом на арбалет — твоя работа?
— Моя, — не стал отпираться Александрос.
— А сон, как сделать кастрюлю?
— Тоже моя идея. И позволь заметить, что ты не очень-то быстро соображаешь: три раза пришлось по голове постучать.
— Ка-а-кой ты вежливый!
— Себя вспомни. Очень ты был вежлив на плоту? Как аукнется, так и откликнется! — и ангел надул губы, как мальчишка.
— Ишь какой!
— Да уж. Весь в тебя.
— Извини. Я больше не буду.
— Что с тебя взять? Принимается.
— Скажи, а канистра, бочка, морж, сайка — это тоже ты?
— Дохлый морж и рыба тут ни при чем. Бочку ты тоже сам заметил. А вот канистра — да, это я тебе несколько раз повторил: «Посмотри!».
— Спасибо от души. Без этой «шапки» я бы…
— Пустяки. Работа у нас такая… Но ты кой-чего не заметил, за что я тоже жду от тебя спасибо. Благодарность — это та субстанция, которая нам нужна как человекам хлеб.
— Я с некоторых пор чувствую и присутствие твое и подсказки. Арбалет и кастрюля — вот, вроде, и все… Нет, постой! Спасибо, что вывел меня на берег между камней. Подсознание — штука непонятная… Как ты это сделал? Не волю же мою сломал?
— Конечно, нет. Это запрещено. Можно лишь намекнуть. Подсказать. Сослаться на похожий случай. Человек должен сам принимать решения.
— А почему же столько неправильных и даже гибельных для себя решений принимает человек?
— А потому что… видишь, я светлый! — Александрос качнул сияющим белым крылом, — а есть еще черные. Место светлого — справа, место черного — слева.
— Но если ты такой умненький и все тебе заранее известно, то «скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною?»
— Не кудесник и не любимец, а всего лишь служебный дух.
— Служебный дух? Меня сейчас очень беспокоит мое здоровье, а ты ведь знаешь будущее. Скажи…
— Не скажу! — с раздражением буркнул Александрос. А Сашка почувствовал нечто вроде злой радости: наконец-то вывел этого красавчика из себя!
— Почему? (Не слезу с него, пока не узнаю!)
— Можешь не верить, но будущее нам известно еще меньше, чем вам.
Гарт крайне изумился:
— Ничего нам не известно! Мы тыкаемся во все углы, как слепые котята.
— Неправда! Ты ведь с утра планируешь день и чем тебе заняться?
— Так.
— И неделю, и месяц, и год, и жизнь ведь планируешь примерно?
— Вот именно, примерно!
— А точнее и нельзя, ты не один на свете. Будущее свое ты каждую секунду куешь из настоящего вместе с Ним: прямо пойдешь — женату быть, направо пойдешь — богату быть, налево пойдешь — убиту быть. А вот наше будущее целиком от вашего зависит. А мое — от твоего. Понял?
— Меньше половины.
— Знаешь, что в тебе самое плохое? Часто ты серьезные вещи в шутку превратить пытаешься. И делаешь это так неумело, что скоморошеством отдает. И сразу… сразу слева от тебя мой недруг возникает. — Он встал и отряхнул рукой свою белую рубаху, как кузнец свой фартук от сажи отряхивает.
— Ну, мне пора!
— Подожди, не сердись, дружок! Что же ты, хранитель, бросаешь меня с температурой и с этим… с недругом оставляешь!
— Молитвы матери охраняют тебя лучше всех ангелов. И черный лишь может кружить вокруг, пока… пока ты сам его не позовешь, — Александрос смотрел прямо на Сашку и глаза его были полны слез, — а мне пора, я существо подневольное. Не понимаете вы, люди, какое это счастье — самому выбирать свой путь!
— Помоги, Александрос! Помоги выздороветь! Не оставляй меня одного, защитник мой!
— Я не волен оставить тебя, даже если б и захотел. Но и мне надо время от времени по своим делам. Я скоро вернусь. Я рядом.
— Скажи, по крайней мере, надо ли пить таблетки?
— Конечно, надо! Нельзя долго терпеть головную боль.
— А потом?
— А потом… Как станешь засыпать, позови (это я, пожалуй, могу тебе сказать) в свой сон Петра, соседа своего. Он всю жизнь в тундре. Опытный. А мне пора.
«А говорил, будущего не знаешь!» — хотел Гарт крикнуть ему вслед, но Александрос неожиданно исчез, как растворился, лишь легкое сияние еще мерцало над старым ящиком у костра.